Федор Раззаков - Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

— Что вы имеете в виду? — возвращая очки на нос, спросил Андропов.

— В нашей среде много разговоров о событиях в Узбекистане, — после короткой паузы ответил Кузьмин. — Но я много раз бывал в этой республике и хорошо знаю тамошнюю ситуацию. И скажу вам честно — это всего лишь цветочки.

— А где же ягодки?

— В Грузии и Армении — вот где надо в первую очередь наводить порядок, если мы не хотим потерять страну. Именно там пышным цветом расцветает коррупция под сенью национализма, а то и сепаратизма. Не узбекская элита имеет прямые выходы сюда, в Москву, а прежде всего кавказская. Это настоящая мафия по-советски — симбиоз из партийных деятелей, цеховиков и воров в законе. И эти коррупционные связи закладывают бомбу под сам фундамент нашего многонационального государства. Там уже практически сформировались три источника и три составные части будущих национальных потрясений.

— О каких таких источниках идет речь? — продолжал с удивлением вопрошать Андропов.

— Это национальная бюрократия, националистическое диссидентское движение и теневая экономика — этакая национальная квазибуржуазия, — продолжил свою речь Кузьмин. — В частностях они могут расходиться и даже соперничать друг с другом, но в главном они уже начинают находить общую платформу. И когда они окончательно сомкнутся, тогда нашу страну ждут серьезные потрясения.

— И вы можете привести примеры, когда они смыкаются?

— Конечно. Например, контроль над Абхазией стремятся сохранить как ЦК Компартии Грузии, так и грузинские диссиденты. А в Армении в «карабахском вопросе» единым фронтом выступают и лидеры подпольной Национальной объединенной партии Армении, и высшая партийная и государственная номенклатура республики. А вот в Узбекистане этого нет.

— Чего именно?

— Тех трех источников, о которых я говорил. Там присутствует только два из них: национальная бюрократия и теневики — квазибуржуазия. А вот диссидентское движение, ориентированное на Запад, фактически отсутствует. Именно поэтому логичнее было бы начинать чистку «авгиевых конюшен» на Кавказе, а не в Средней Азии. Тем более, что это достаточно просто сделать. Например, в экономике Грузии существуют массовые приписки в чайном производстве, в виноделии, где очень много фальсификата, который выдается за настоящее вино и продается потом по всему Советскому Союзу. Сумма приписок исчисляется миллионами рублей ежемесячно.

Генерал выпалил этот монолог на одном дыхании и потому, как он это сделал, было видно, что чувства его были искренними. Именно это и испугало Андропова. Он понял, что если он продолжит разговор, то ему будет трудно убедить этого честного служаку в своей правоте. Поэтому Андропов демонстративно взглянул на часы, стоявшие у него на столе, и сообщил:

— Спасибо, Владимир Георгиевич — я вас услышал. Мне надо внимательно познакомиться с вашей запиской, а также переговорить с другими людьми, которым знакома ситуация в республике. О своих выводах я сообщу вам позже.

Едва за генералом закрылась дверь, Андропов откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, погрузился в размышления: «А этот служака не дурак — быстро разобрался в ситуации, сложившейся в республике. И оперативно оформил свои выводы в виде докладной. И ведь не боится, что результат может быть нулевой, или что об этом могут узнать в Грузии. Может, отозвать его от греха подальше? Впрочем, лучше оставить все, как есть. Такой человек рядом с Инаури и Шеварднадзе мне еще пригодится. Честными людьми всегда удобно манипулировать. А про Узбекистан он здорово завернул: мол, там цветочки, а ягодки на Кавказе. Это я и без него знаю. Эх, служака, служака, не знаешь ты всей правды, потому что знать тебе этого не надо — не положено. А правда в том, что Щелокова я уже сковырнул, теперь очередь за Рашидовым. Мешают они мне. А Шеварднадзе с Демирчаном не мешают — они на моей стороне играют. И пусть они оба по уши в коррупции и национализме погрязнут, трогать их нельзя. Как верно когда-то выразился американский президент Рузвельт по поводу никарагуанского диктатора Сомосы: «Он, конечно, сукин сын, но это наш сукин сын».

Когда Алексей Игнатов увидел в окне поезда, в котором он провел более семи часов, направляясь из Харькова в Киев, очертания вокзала, он взял с полки свою спортивную сумку и направился в тамбур. Спустя пять минут поезд, наконец, остановился и дородная проводница в униформе, ловко открыв тамбурным ключом дверь, первой сошла по ступенькам на платформу вокзала.

— До побачення! — по-украински простился с проводницей Игнатов, когда его ноги коснулись бетонного покрытия.

— Бувайте! — ответила женщина и махнула на прощание рукой.

Игнатов забросил спортивную сумку на плечо и быстрым шагом двинулся в сторону здания вокзала. Однако не успел он сделать и нескольких десятков шагов, как увидел впереди крепкого мужчину примерно одного с собой возраста, семенившего быстрым шагом ему навстречу.

— Здорово, москаль! — радостно изрек мужчина, добежав до Игнатова и заключив его в свои объятия.

Причем такие жаркие, что тот едва не выронил из рук сумку.

— Здорово, хохол! — с не меньшей радостью отозвался на это приветствие сыщик и тут же добавил. — И хватит меня тискать на глазах у всего вокзала!

— Ничего, не развалишься, — ответил мужчина, но страстные объятия все-таки разжал.

Мужчиной был Влас Оленюк, с которым Игнатова свела судьба почти десять лет назад. Они тогда вместе расследовали серию убийств, начало которых было положено в Киеве, а конец ниточки протянулся до Москвы. Это было громкое дело, в эпицентр которого оказались вовлечены сильные мира сего, а также влиятельные футбольные функционеры, делавшие большие деньги на подпольном тотализаторе. Дело было успешно расследовано, после чего сыщики вынуждены были расстаться: Оленюк вернулся в Киев, а Игнатов остался в Москве. И с тех пор они смогли увидеться лишь однажды — несколько лет назад, когда вместе проводили свой отпуск в санатории МВД под Кисловодском.

— Как здоровье Нонны Сергеевны? — поинтересовался Игнатов, имея в виду супругу Оленюка, с который тот познакомился во время расследования все того же громкого «футбольного» дела.

— Я тебе вчера по телефону не хотел говорить, но Нонка в больнице лежит на сохранении, — ответил Оленюк.

— Все-таки довел бабу до роддома, — покачал головой Игнатов.

— Старик, это наш последний шанс — Нонке уже за сороковник, — вздохнул Оленюк. — Если сейчас не родит, тогда амба.

— А врачи что говорят?

— А что они могут сказать — успокаивают. Только на душе все равно как-то неспокойно.