Николай Пахомов - Святослав, князь курский [Proza.ry]

Чтобы хоть как-то скоротать время, дружинники пели негромкие протяжные песни, сказывали сказы про киевского князя Владимира Святославича и его богатырей Добрыню Никитича да Ивана Кожемяку, рассказывали страшные были и небылицы о колдунах и ведьмах, о ле-ших и водяных, любивших почему-то подшутить над простыми смерт-ными. Но больше всего, лишенные женских ласк, любили хвастаться своими любовными похождениями, нимало не заботясь, правда это или откровенные враки, придуманные тут же, на ходу.

Во вторник шестой недели прибыли к Донцу. Тут дозорные донес-ли князьям, что половцы совсем недалече и что их, половцев, видимо-невидимо, как в реке песка или на небе звезд, и что к ним, половцам, силы прибывают и прибывают.

Князья тут же собрали скорый совет и приказали всем ратникам облачиться в брони, что было сделано незамедлительно. Полки из по-ходно-боевого порядка, подчинясь распоряжениям князей и воевод, без лишней суматохи перестроились в боевой. Конница расположилась по краям пеших дружин, прикрывая их от степных орд. Однако половцы нападать не решились. Их даже не было видно, если не считать мая-чившие далеко у окоема [44] Окоем — линия горизонта. конные разъезды, выполнявшие разведыва-тельные действия. Пришлось, соблюдая установленный порядок и строй, самим идти далее. На пути появился город хана Шурукана или Осенева, как довольно часто называли его сами половцы.

— Что будем делать? — поинтересовался Святополк Изяславич, со-брав княжеский совет. — На слом [45] На слом — на штурм. идем или сдаться предложим?

Молодые князья, среди которых был и Святослав Ольгович, рва-лись в бой и желали штурма, но переяславский князь остепенил их, на-помнив, что перед тем, как идти на слом, любому врагу дают право вы-бора: защищаться или же отдаться на милость осаждающего.

— Мы не можем лишить шуруканцев такого права, — серьезно, со знанием дела и внутренней убежденностью заявил Владимир Всеволо-дович, на которого еще в начале похода было возложено общее воин-ское руководство объединенными силами русских дружин, и тут же послал трубача и знаменосца с предложением о сдаче града.

Только ли рыцарские побуждения и личное благородство князя привели к такому решению или тут таились более прозаические моти-вы: нежелание Владимира Всеволодовича начать кровопролитие с коле-на ханов Осеневых, с которым он совсем недавно породнился — трудно сказать. Переяславский князь не любил раскрывать своих мыслей даже перед близкими друзьями, справедливо полагая, что в это неспокойное и тревожное на Руси время любой друг может оказаться вскоре врагом.

Подскакав к вратам, трубач громко протрубил, призывая жителей града к вниманию, после чего горластый знаменосец громко прокричал требование русских князей, пообещав никого не трогать, а только взять откуп. Шуруканцы, недолго совещаясь, видимо, уже заранее готовы были к ответу, заявили, что сдают город без сопротивления и готовы откупиться. Сами же открыли все городские ворота и вышли навстречу русскому войску с дарами: хлебом, рыбой, медом. Всем князьям в каче-стве личного подарка вели степных скакунов светлых мастей: от сереб-ристо-серой до золотисто-соловой.

Чтобы не было неожиданностей, Святополк Изяславич, опять же по совету переяславского князя, входить в город русским дружинам запретил, а, взяв откуп, расположился лагерем недалеко от города, что-бы дать отдых воинам и подкрепиться горячей пищей. По всему биваку немедленно запылали костры, на которые были поставлены большие котлы, принесенные жителями города, и в них вскоре ароматно забуль-кала похлебка из мяса молодых барашков, приведенных в русский стан опять же жителями града, и пшена, припасенного самими ратниками.

Подкрепившись горячей пищей, выставив конные заставы и пешие охранения, в одно из которых напросился княжич Святослав Ольгович, мечтавший о воинской славе — иначе зачем же он столько занимался воинскими упражнениями с дядькой Ратиславом, старым отцовским воеводой, потерявшим в битвах левый глаз и левую руку — русские дружины, не разоблачаясь, устроились на ночной отдых, чтобы сле-дующим утром уже идти к городу Сугрову. Бескровная победа окрыля-ла ратников — и в русском стане долго не замолкало веселое оживление, повсюду слышны были шутки и смех. Только уж в полночь, когда звез-ды густо усыпали небесный свод и явственно обозначилась дорога бо-гов — Млечный Путь, все затихло.

Когда же подошли к Сугрову, городу, стоявшему на холме в излу-чине реки, то проделали ту же манипуляцию: направили послов с пред-ложением о сдаче на милость победителя. Но сугровцы, в отличие от шуруканцев, от почетной сдачи отказались, понадеявшись на крепость стен города и свое многолюдство. Одетые в кольчуги и кожаные панци-ри, а то и просто в стеганые халаты, вооруженные луками и копьями, сугровцы воинственно размахивали руками и громко кричали что-то обидное со стен града.

«Теперь придется идти на слом, — узнав ответ горожан, молвил с нескрываемым сожалением Владимир Всеволодович и приказал пешим полкам готовиться к штурму. — В прибрежных рощах рубите жерди и вяжите лестницы. Плетите большие щиты из лозняка и прочего кустар-ника, чтобы укрыть ими тех, кто «бараном» или «соколом» [46] «Баран», «сокол» — название тарана, изготовленного из крепкого дерева, которым выбивались ворота или разрушались стены. будет во-рота вышибать».

— На слом! — прискакал к своим дружинникам с горящими от воз-буждения предстоящего штурма глазами княжич Святослав. — Князь переяславский объявил штурм города! Готовьтесь! Лестницы там… щи-ты…

— Порты свежие… — не удержался от язвительного намека один из дружинников.

— А это… зачем? — не понял Святослав.

Съязвивший дружинник благоразумно промолчал, зато брат Все-волод, ехидно улыбаясь, пояснил:

— А это, когда с перепугу одни порты обмараешь, чтобы потом чистые надеть, если повезет в живых остаться. — И откровенно рассме-ялся: — Ха-ха-ха!

Но присоединиться к его смеху желающих не нашлось — пред-стоящий приступ на увеселительную прогулку мало походил и на весе-лый лад мало настраивал. Потому многие вои на шутку Всеволода лишь молча хмурились да кисло улыбались.

— Да ну тебя, — с почти детской обидой и долей раздражения от-махнулся от Всеволода Святослав. — Тут о деле, о штурме речь ве-дешь… о славе и воинской удали. А ты, братец, о чем зря…

— Чему ты радуешься, дурашка? — попытался урезонить младшего брата Глеб, остужая его воинственность. — Разве сражение не лучше без сечи выигрывать? Например, город Шурукана… И добыча знатная дос-талась, и вои наши все целы! А ты — «На слом, на слом!». А при сломе этом и живота лишиться недолго. Так что радостного тут мало, братец Святослав, свет Олегович. Посдержанней надо быть, посдержанней… И на Всеволода не обижайся за дурачество его… Он ведь без злобы… так, ради красного словца…