Макс Форан - Список Мадонны

Он произнес несколько молитв, раздал благословления и выслушал несколько исповедей. Он смотрел на их грязные истощенные лица и видел жалкое, несчастное выражение их глаз, головы их детей, сосавшие груди, свисавшие из грубых тюремных ситцевых платьев. Бернард слышал их плач и рыдания, выслушивал их мольбы о прощении и, что ему было не свойственно, реагировал на проклятия, которые посылали ему протестантки. Когда его вспотевшие руки начали бесконтрольно дрожать, он убрал их под сутану. И теперь, когда все уже было позади, он сидел в кабинете матроны Белл с нетронутой чашкой чая перед собой и ждал, чтобы дрожь внутри него утихла. Старая сучка смотрела на него такими добрыми глазами, что дальше некуда. Она собиралась спросить его о чем-то. Возможно, об этой женщине, Макгиган. Она не могла знать, что одобрение, которого она ждала, было уже получено. Он вовсе не собирался встречаться с этой грязной уголовницей. Все, чего ему хотелось, — это немедленно уехать отсюда. Ламар здесь не было, и, судя по боли в затылке, Бернард понимал, что он не вернется сюда еще долгое время.

— Святой отец, я хочу знать ваше мнение.

Эта старая корова говорила так елейно, что Бернард не мог не включиться в ее игру, тем более что она была неприкрыто простой. Он закрыл глаза и слушал ее жужжание.

— От нее нельзя ждать ничего хорошего, кроме неприятностей, святой отец. Она агрессивна по отношению к другим заключенным. Несдержанна на язык. Я совершенно уверена, что она умалишенная. Ее нельзя оставлять здесь, святой отец. Можете ли вы посмотреть на нее и убедиться, что я права? И помимо всего прочего… Ну, мэр города… Он всегда прислушивается к вам.

Не будучи способным более выносить это, он поднялся. Неверно истолковав его намерения, матрона Белл оказалась у двери впереди него, двигаясь удивительно быстро для женщины ее комплекции.

— Если идти в эту сторону, святой отец, то ее камера — последняя по коридору этажом выше.

Боль все усиливалась. Ему нужно было уйти.

— Я не собираюсь встречаться с этой Макгиган, миссис Белл. У меня есть все основания верить, что ее состояние точно такое, как вы мне его описали. Завтра утром я поговорю с мэром. А теперь, если вы меня извините, мне нужно идти.

— Святой отец, есть еще одна женщина. Я думаю, что вам нужно посмотреть на нее.

Бернард впервые заметил, что матрона что-то держала в руках. Она протянула это ему, а он с удивлением взял и принялся рассматривать, переворачивая в руках. Это было изображение человека, сделанное грубыми стежками на куске ситца. Треугольник — одежда на теле, по стежку на каждую руку и ногу, и над головой нечто в виде треугольника. Слова матроны неожиданно врезались в его сознание.

— Она говорит, что это Дева Мария. Она все время разговаривает с ней. Она утверждает, что видит ее в темноте, я и сама слышу, как она зовет и стонет по ночам, как потерянная душа. Вам нужно посмотреть на нее, святой отец. Возможно, придется дать срочные рекомендации. Я уж лучше оставлю у себя Молли Макгиган, чем эту женщину. Она не от мира сего, — губы матроны Белл искривились, а на лбу выступил пот.

Могло ли так случиться? Было ли это возможным? Ламар? Бернард почувствовал, как все его тело напряглось от волнения. Боль неожиданно исчезла, он снова ожил от чувства, которое трудно было описать. Он постарался сохранить спокойствие.

— Эта женщина, матрона, откуда она? И ее имя. Как ее зовут?

— Она прибыла на прошлой неделе кораблем. У нее нет имени, святой отец. В списке значилось: без имени. Здесь ее называют Джесси Эл. — И прежде чем продолжить, скривила лицо: — Но все заключенные кличут ее «ведьмой». — Она взяла Бернарда под руку. — Пойдемте, святой отец. Я отведу вас к ней.

У входа в зарешеченную камеру стояла тишина, и когда матрона открыла дверь, Бернард ничего не мог разобрать в потемках. Все его тело покалывало.

— Вы можете идти, миссис Белл. Лучше я останусь с ней наедине.

— Хорошо, святой отец.

Бернард вошел в камеру. Он смог разобрать очертания женщины, съежившейся в углу. У нее были длинные темные волосы, закрывавшие плечи. Такие же длинные, как у Сигни, заметил Бернард. Он подошел к ней поближе. Он был уже рядом и мог прикоснуться к ней, но она все еще сидела без движения.

— Ламар? — Он понимал, что его голос звучал натянуто, но был не в силах скрыть свое волнение. — Тебя зовут Ламар?

Темная голова пошевелилась, сначала немного. Затем, все еще согнувшись и закрывая грудь ладонями, женщина повернулась к нему лицом. Бернард замер, поднеся руку ко рту от удивления. Она была ужасной. Рябая, с лицом, гротескно искаженным шрамом от ожога или родимым пятном, она походила на существо из детского кошмара. Два глаза безумно вращались, в открытой щели, обозначавшей рот, были видны почерневшие зубы и окровавленные десны в пространствах между ними. Застыв как вкопанный, Бернард смотрел, как она возилась с чем-то у своей груди, достав из тюремной одежды что-то завернутое в грязную шаль. Затем с холодящим кровь воплем она протянула сверток Бернарду. Отвратительный сладкий запах ударил ему в нос. О Боже, что он увидел! Он хотел было кинуться прочь, но замер, словно остановилось время. Картина того, что оказалось всего в нескольких сантиметрах от его лица, врезалась в его сознание навсегда. Болтавшаяся голова мертвого младенца, венчавшая собой обнаженное обесцвеченное тельце, похожее на высохшую сломанную куклу с пушком на голове, замазанным чем-то темно-красным.

Из груди Бернарда вырвался крик, который, постепенно нарастая, превратился в долгий громкий вопль ужаса. Он молнией вылетел из камеры, понесся вниз по лестнице и выбежал на улицу к лошади. Вскочив в седло, он резко пришпорил ее. Дикий вопль эхом отзывался в его мозгу.

Матрона Эдвардс никогда не видела отца Бернарда Блейка таким возбужденным. Он был бледен, а его глаза сверкали неестественным блеском. Он не уделил ей много времени, что было неудивительно, однако сразу же попросил разрешения поведать всем девочкам одну историю. Это было необычно, особенно просьба собрать всех девочек. Как правило, его нужно было долго уговаривать, чтобы он что-то рассказал, после чего Бернард всегда отбирал нескольких самых младших слушательниц. Сегодня было все по-другому. Иной была и история. Девочки с открытыми ртами слушали повествование о чудовищах, которые мучили юных девушек, прежде чем съесть их живьем. Он излагал с выражением, и его глаза горели ярким пламенем. Немудрено, что некоторые девочки испугались и даже заплакали. Без всякого сомнения, этой ночью многим из них приснились страшные сны. И если бы он продолжил дальше, то миссис Эдвардс не выдержала бы и вмешалась.