Макс Форан - Список Мадонны

Он во второй раз был в Парраматте в качестве кучера Бэддли, первая поездка состоялась три дня назад, следом за не столь очевидным выздоровлением коменданта от болезни, которая поедала его день за днем. Этим утром он выглядел ужасно, б о льшую часть пути он пролежал, съежившись под двумя толстыми одеялами, несмотря на то что погода стояла теплая. Язвы на его ногах не заживали, и, по словам старого Самуэля Ньюкомба, он заразился нехорошей болезнью, которую разносили продажные женщины. Франсуа-Ксавье сказал, что источником, без сомнения, является одна из обитательниц сумасшедшего дома. Он не завидовал Мартину в тяжелой задаче сопровождать Бэддли, поскольку из-за этого тому придется приближаться к этим грязным тварям.

Мартин не возражал, поскольку, будучи доставлен в это заведение, Бэддли не нуждался в нем до следующего утра. Он мог распоряжаться своим временем как хотел до захода солнца, но только на территории заведения, после чего он должен был вернуться в отведенное для него место в помещении для слуг. Территория сумасшедшего дома занимала добрых несколько акров, по которым протекал ручей Тарбан-Крик, и здесь было достаточно места для прогулок и этюдов. Встречалось много различных растений, и он хотел зарисовать как можно больше, чтобы показать это отцу Блейку, который должен был вернуться в «Герб Бата» где-то в октябре.

Он не понял, что заставило его посмотреть вверх, поскольку она не издала ни звука. Но она была тут, та же самая девушка, которую он видел здесь три дня назад. Тогда она стояла на другом берегу ручья, держась от него на порядочной дистанции. Он махнул ей рукой, а когда взглянул еще раз, она исчезла. Теперь она вернулась, молча стоя в паре метров от него. Девушка-аборигенка, она была высокой и стройной. Не такой высокой, как Коллин, но гораздо стройнее, подобно тростинке на ветру. На ней было простое голубое платье, задравшееся выше колен. Бедра у нее были худые и мускулистые, а вглядевшись внимательней, Мартин почувствовал ее гибкую силу. У нее были самые замечательные глаза из всех, что он видел. Светло-карие, с вкраплениями желтого. Казалось что они одновременно видят все и ничего. Волосы имели матовый желтый оттенок и были крепкими и курчавыми, спадавшими по спине и обрамлявшими шею.

Наконец Мартин обрел дар речи:

— Добрый день. Я видел тебя, когда в прошлый раз был здесь. Я помахал тебе рукой. Меня зовут Мартин.

Он замолчал, потому что понял, что говорит глупости. Девушка просто смотрела на него, подняв правую руку к плечу и трогая лапки черной птицы, молча сидевшей там и следившей за каждым его движением.

Мартин заговорил снова:

— Посмотри. Я рисую это растение. — Он взял карандаш и обратной его стороной принялся чертить что-то на голой земле. — Смотри. Рисунок. Я рисую. — Он сделал быстрый набросок, голову и плечо без туловища и птицу, сидевшую на плече. Показывая на него жестом, он сказал: — Твоя птица. Это твоя птица.

Никакого ответа не последовало. Только пристальный взгляд этих каре-желтых глаз и блеск глаз черной фигуры на ее плече. Мартин никогда не чувствовал себя таким смущенным и так нелепо. Как глупо было вот так стоять и лепетать что-то этой незнакомой молчаливой девушке с птицей на плече. Все это было смешно. Поэтому он продолжил делать единственное, что мог, — рисовать. Он склонился над своей работой, заставляя себя концентрироваться на рисунке, не зная, стояла ли она все еще здесь или уже ушла. В конце концов он не вытерпел и оглянулся. Она сделала маленький шаг в его направлении. Боже, как красива она была своей дикой неприрученной красотой. Ее глаза вспыхнули, встретившись взглядом с ним, и он уловил запах меда. Затем он почувствовал это, пустоту в голове, будто он вот-вот упадет. Это не было плохим предчувствием, но он остро ощущал что-то внутри себя, вокруг себя, вокруг этой девушки. Он закрыл глаза и подождал, пока это странное тревожное чувство не покинуло его. Когда он открыл их, она исчезла.

В следующем месяце Мартин больше десяти раз бывал в Парраматте, и каждый раз незнакомая молчаливая девушка выходила из чащи подобно темному призраку. И несмотря на то что он рисовал в разных местах по берегам ручья, она всегда появлялась, как будто знала, где он должен был быть. Он каждый раз разговаривал с ней и рисовал что-нибудь на земле, избегая ее глаз, лишавших его присутствия духа. Когда она пришла в пятый или шестой раз, ему впервые удалось дотронуться до ворона. Он боялся этой птицы, но чувствовал, что контакт с ней мог бы помочь ему в отношениях с девушкой. Черные перья были на удивление мягкими и теплыми, и птица не вздрогнула от его прикосновения. После этого девушка, казалось, стала не такой осторожной, хотя все еще не произносила ни слова.

Мартин положил икону Девы Марии в сумку в тот теплый октябрьский день, когда Бэддли готовился совершить, как он считал, свою последнюю поездку в Парраматту. Комендант изменился в худшую сторону до неузнаваемости, его посещали приступы неконтролируемой ярости и потери рассудка. Патриоты называли его «дьяволом». Даже Мартин, к которому он прежде всегда относился с одобрением, теперь вызывал в нем напряженное молчание. Все чаще он произносил в его адрес злобные тирады. Он стал подозрительным ко всем и вплоть до сегодняшнего дня собирался взять себе в качестве кучера Лепайльера. Он изменил свое решение в последнюю минуту, и именно тогда Мартин и подумал о Деве Марии. Язвы на ногах Бэддли не зажили, и теперь он обычно сначала заглядывал в больницу на их обработку, а потом ехал в сумасшедший дом. И хотя очевидно, что он все еще мог выполнять свои обязанности коменданта Лонгботтома, но назвать его здоровым человеком было уже нельзя.

Они прибыли в Парраматту вскоре после полудня. Времени было мало, поскольку комендант выразил желание вернуться в Лонгботтом этим же вечером. Мартин ощущал незнакомое ему чувство безотлагательности. Ему нужно было найти ту девушку. Оставив пролетку на ее обычном месте в конюшне сумасшедшего дома, он быстро пробежал четверть мили до ручья. Он остановился там, где большая скала из песчаника нависала над безмятежной гладью воды, и принялся ждать. Дева Мария блестела на солнце. Почему он делает это? Почему он отдает эту католическую икону, подаренную ему матерью, немой девушке-аборигенке? От матери, которая не могла быть его, девушке, которую он не знал. Мартин повернул икону и потер пальцем острую заусеницу в том месте, где была левая рука. Хотя они обе не разговаривали, у них было что-то общее. Он чувствовал это. И поскольку, возможно, он не увидит ее больше, то почему бы не подарить ей что-нибудь? Тут он заметил заклеенное глиной место, напомнившее ему о бумаге внутри. Да, эта иконка хранила тайну. Фамильная вещь с загадкой внутри. Как и сама девушка, чья загадка таилась в ее глазах, способных силой своего взгляда вызывать ощущения, которые ему не приходилось чувствовать до этого. Ему было интересно, что она будет делать, когда он отдаст ей икону.