Макс Форан - Список Мадонны

Смутившись, Мартин попытался вставить слово, но когда он заговорил, то почувствовал на себе ее сердитый взгляд.

— Нет-нет, Жак. Не беспокойся. Ты и так уже достаточно сделал для меня. — Он пожал руку Жака. Рука была слабой и холодной, хотя Жак и смотрел на него ясным умоляющим взором.

Поклонившись сестре, Жак сказал:

— Спокойной ночи, Мадлен. Ты была смелой сегодня. — После чего он ушел.

Мартин слышал, как утихали его шаркающие шаги по лестнице наверху. Где-то заскрипела дверь, и Мартин остался наедине с Мадлен.

Хотя он и был уверен в том, что она не произнесет ни слова, Мартин решил подождать и принялся рассматривать комнату так, словно видел ее в подробностях впервые. Он знал, что ему нужно было поговорить с ней, и не только потому, что он обещал это Жаку. У него похолодели руки, когда он понял, насколько сильно он не хочет, чтобы она ушла. Однако она и пугала его.

Его слова должны были прозвучать обыденно, но он понял, что этого не произошло.

— Жак сказал мне, что если бы вы смогли, то пошли бы сражаться с британцами. Вы считаете, что мы будем драться с ними? Думаете ли вы, что сражение вообще произойдет?

— Трусы не будут. А ты?

Мартин удивился ее прямоте.

— Да, думаю, что я бы дрался, но я не верю в нашу победу.

— Тогда ты глупец. — Мадлен странно рассмеялась. Ее дикие глаза вмиг стали хитрыми. — Сначала в нее нужно поверить.

— Да, нам нужна сила духа, Мадлен. Но будет ли этого достаточно? Оружие! Нам нужно оружие, и много оружия. И люди, которые умеют им правильно пользоваться, и другие мудрые люди, которые скажут остальным, как и когда это оружие применять. Будет трудно.

Он посмотрел на нее, чтобы понять ее реакцию и поразился: Мадлен положила руку на раскаленную поверхность железной плиты. Когда она заговорила, голос ее не выражал ничего, как будто она говорила просто так, ни к кому не обращаясь.

— Плита горяча, но меня не жжет, поскольку я блаженная. И ты станешь таким же.

Мартин хотел сказать ей, чтобы она перестала, но язык застрял у него во рту. Белая рука на горячей плите заворожила его. После того, что показалось вечностью, она убрала руку и пошла к нему. Мартин дрожал от возбуждения. Он снова услышал ее голос, он звучал тише, но так же ровно.

— Мы сокрушим британцев. И ты будешь орудием. Ты возложишь их тела на погребальный костер, как огненное свидетельство для Той, которая направляет нас.

— Я, Мадлен? Той, которая направляет нас? Я не понимаю.

Теперь она стояла рядом с ним, и ее волосы пахли влагой и сладостью. Неожиданно ему захотелось дотронуться до нее, погрузиться в это странное дикое существо, которое, казалось, принадлежало другому миру. Он протянул руку и нащупал ее мягкую кожу под белым рукавом.

— Скажи мне, Мадлен. Я твой друг. Расскажи мне о своих мыслях.

Казалось, Мадлен не заметила его руки, но стена между ними внезапно разрушилась, и она смотрела на него так, словно видела впервые. Во рту у Мартина пересохло, а в ушах раздавался странный звон. Не в силах остановиться, он сделал шаг к ней, пожираемый страстью. Она вложила свою руку в его, но удерживала его глазами на расстоянии, даже несмотря на то что жесткость ее взгляда смягчилась, приняв выражение странной близости.

— Пойдем.

Он последовал за ней, ощущая тепло ее руки и свое страстное желание. Она вывела его наружу. Дождь перестал, но на небе не было видно звезд.

Мартин поежился на холоде и дважды споткнулся в темноте. Она крепко держала его за руку, и внезапно перед ними появилась конюшня. Дверь открылась легко, и они вошли внутрь. Он чувствовал солому под ногами и слышал, как шуршат ею потревоженные животные. У него самопроизвольно застучали зубы, когда Мадлен позволила лошади в темном стойле уткнуться в ее руку носом. Слова, которые она говорила лошади, были нежными и полными любви. Дважды еще она останавливалась, чтобы сказать другим животным ласковые слова и запечатлеть несколько поцелуев. Наконец они дошли до дальнего конца конюшни. Справа под дверью Мартин заметил бледное сияние света. Мадлен толкнула дверь и провела его внутрь.

Они оказались в небольшой пустой комнате, в которой сильно пахло кожей. По земляному полу были разбросаны пестрые половики. В одном из углов красным цветом светился очаг, простая труба над ним немного пропускала дым, который уходил к небу сквозь щели в потолке. По всей длине одной из стен стояла застеленная кровать, над ней на гвоздях, вбитых в доски, висела одежда.

Но самой важной деталью в комнате была Мадонна. Более полуметра высотой, старая гипсовая статуя возвышалась на длинном столе, покрытом тяжелой белой скатертью. Вокруг нее в бронзовых подсвечниках стояли зажженные свечи. Фигура статуи потемнела и потрескалась, но черты Девы все еще были четко различимы. В мерцающем свете свечей ее глаза, опущенные долу, казались открытыми, лицо тепло светилось.

Затем рука Мадлен потянула его вниз, пока он не оказался стоящим на коленях рядом с ней на голом полу лицом к столу с мерцавшим светом и статуей Мадонны. Мадлен шептала молитвы. Мартин крепко закрыл глаза и ждал.

По шипению свечи он неожиданно догадался, что Мадлен уже не было рядом с ним. Он открыл глаза и увидел ее стоящей и напряженно вглядывающейся во что-то за алтарем. Ее дикие глаза бегали, будто пытаясь сфокусироваться на чем-то, чего там не было. Затем она заговорила тихим, с придыханием голосом, который делал ее похожей на маленькую девочку. Ее руки были вытянуты в приветствии.

— О, Матерь Божья. Я здесь. Я выполнила твою волю. Я привела мужчину, который поведет нас в битве против британцев.

Шипевшая свеча потухла.

— Да, Мадонна. Нам нужно очистить его. Освободить его от глупости, которая роднит его с монахами. Сделать его способным сокрушить наших врагов во имя Тебя.

Словно во сне Мартин увидел, как она подняла платье, сняла его через голову и бросила на пол. Ему стало не хватать воздуха. На ней не было никакой одежды. В наступившей тишине он слышал свое собственное слабое дыхание, чувствовал, как от желания кружится голова.

Мадлен повернулась и подошла к нему. Ближе, ближе, пока он не начал различать каждый штрих ее замечательного тела и не почувствовал теплый мускусный запах ее плоти. Не видя ничего вокруг, он потянулся к ней.

Он обнял ее, целуя шею, уши, а она принялась срывать с него одежду. Он сделал неловкую попытку помочь раздеть его и добраться до кровати, но Мадлен повалила его спиной на пол перед самым алтарем. Горевшие свечи поплыли у него перед глазами, и он увидел, что статуя смотрит на него.

Серая туманная изморось создавала ощущение того, что уже далеко за полдень. В кухне уже стемнело, когда Мартин, открыв дверь спиной, внес туда охапку дров. Подбросив их в огонь, он пододвинул табурет к плите и стал греть руки. Он долго сидел в мрачном раздумье, вполуха улавливая шаги в комнате наверху, всем сердцем желая, чтобы то, о чем ему поведал Жак, было неправдой. Час революции пробил.