Макс Форан - Список Мадонны

— Вы возбуждаете во мне любопытство, Бернард. Когда-нибудь вы должны мне об этом рассказать подробнее. Главное сегодня то, что наш добрый губернатор согласился, что заключение этих людей на острове Норфолк звучало бы диссонансом его собственной позиции в «Королевском решении». У Гиппса не осталось другого выхода. Его убедила правота его же собственных слов. Это было великолепно, Бернард, то, как вы заставили эту прекрасно убранную голову окончательно кивнуть. «Добропорядочные люди с законными претензиями, легко сбитые с пути заблудшими и опасными анархистами. Никто из них ранее не нарушал закон. Многие из них — опытные ремесленники, подчиняющиеся доктринам своей любимой церкви». Да, Бернард, вы это мастерски сказали. Что же касается Лонгботтома, то мне говорили, что там не так уж и плохо, а комендант — разумный человек. После того как последние гвозди будут забиты в отвратительный гроб рабской неволи, нашим франкоговорящим друзьям не долго осталось томиться в неволе.

Полдинг потер руки от удовольствия и откинулся в кресле, глядя на серое небо. Он намеренно не замечал равнодушия своего компаньона. О совместной радости не могло быть и речи. Глаза Бернарда Блейка подернулись пеленой, как будто он видел другие вещи, а уголок рта слегка искривился.

— Теперь к другим делам, Бернард. У нас проблема.

Брови Бернарда незаметно поднялись.

— Боюсь, это женская фабрика. После нашего последнего посещения там добавилось еще более ста женщин, и эта проклятая «Газетт» обвиняет нас в том, что мы обращаем их в свою веру. — Полдинг сделал нетерпеливый жест рукой, хотя Бернард ничего не сказал. — Я не имею в виду, что наши сестры очень рьяно занялись делом. Эта ужасная госпожа Белл, она ненавидит нас и, возможно, наговорила о нас что-то нехорошее прессе.

— Эта матрона — хуже падали. У меня есть тому свидетельства.

Полдинг взглянул на Бернарда с удивлением. Бернард редко соглашался с ним. Ему стало интересно, чем же провинилась эта толстуха Белл.

— Я хочу, чтобы вы на следующей неделе объехали все городки в долине Хоуксбери. Я понимаю, что, может быть, это и преждевременно, но они нуждаются в том, чтобы мы посещали их чаще, и, видит Бог, англиканские священники накидываются на нашу паству со своими проповедями, как стервятники. Постарайтесь объехать всех. Потратьте две недели, не меньше, а то и больше. Но прежде посетите Лонгботтом и удовлетворитесь положением дел там. Без сомнения, Гиппс возложит на вас, так же как и на меня, ответственность за поведение патриотов. А все потому, что вы высказались очень прямо, а по мнению «Газетт», слово «патриот» — синоним слову «головорез». — Полдинг рассмеялся.

Бернард пожал плечами, досадуя на то, что Полдинг манипулировал им. Полдингу было понятно, что он будет приветствовать любой шанс выбраться из дурно пахнувшего Сиднея, поездить верхом на природе и заняться изучением местных растений. Направление его в Лонгботтом было ценой за все эти удовольствия. Следующим он, должно быть, предложит посетить женскую фабрику. Идиот. Ему не следовало делать это стимулом. Новость о том, что туда поступили новые осужденные женщины, делала визит на фабрику обязательным. Поэтому он решил дать Полдингу его кусок мяса.

— Возможно, вы правы, епископ. Посещение Лонгботтома в сложившихся обстоятельствах было бы политически благоразумным. — Бернард встал, собираясь удалиться. — Я ухожу, монсеньор. Мне нужно подготовить проповедь. — И вопросительно подняв брови, спросил: — Или есть еще что-нибудь?

Полдинг на мгновение замер от удивления, но, придя в себя, ответил:

— Если подумать, то да. Может быть, вам было бы разумно посетить женскую фабрику и убедить руководство в том, что у нас нет никаких намерений проповедовать среди женщин-заключенных. Это будет по дороге.

— Конечно, монсеньор. Мне выкупать госпожу Белл в сиропе или в кислоте?

Полдинг сдержался и вымучил из себя улыбку. Это был вызов! Все всегда заканчивалось им. Теперь была его очередь. Бернард, как всегда, перегнул палку. Сейчас нужно было восстановить баланс. Он ответил, тщательно выбирая слова:

— Делайте то, что вам нужно, Бернард. Но всегда помните о конечном результате. А пока будете в Ричмонде, постарайтесь определить количество католиков. Нам там понадобится священник на постоянной основе. И, я думаю, очень скоро.

Бернард с улыбкой принял этот укол. Старый дурак. Угрожать ему отправкой в новый приход в Ричмонде, зная, как он ненавидел это место. Да как он посмел! Когда-нибудь Полдинг будет еще одним среди ползающих перед ним на коленях. Они все будут ползать!

— Тогда пусть будет больше сиропа, чем кислоты, монсеньор. — Он на мгновение умолк. — Теперь о Рукерис. Я был там сегодня и посетил старика Брэнстона. Он был уже мертв. Жаль, что ему не удалось получить последнего причастия. На все Божья воля.

Полдинг собрался ответить, но услышал, как за Бернардом закрылась дверь с такой силой, словно ее захлопнуло сквозняком.

Если бы ложь не была такой очевидной, то Полдинг счел бы это за обиду. Но поскольку все было понятно, то только рассмешило его. Подготовить проповедь. Ну и шутка! Бернард никогда в жизни не готовился к проповеди, и они оба знали об этом. Что ему действительно следовало бы сделать, так это еще немного поработать над их основным докладом об условиях содержания заключенных для предоставления властям в Лондоне. Но Бернард не готов был в этом признаться, что более удивляло, нежели раздражало Полдинга. Из всех пороков Полдинг более всего не терпел лень, и хотя, возможно, Бернард и вызывал досаду, его нельзя было назвать инертным. Упрямым, непредсказуемым, даже аристократичным в своих вкусах, но не ленивым. Многое можно было заметить в его молодом секретаре-доминиканце, но мало что можно было понять. Полдинг провел с ним уже почти год, но ничего о нем не знал, за исключением того неизбежного факта, что из всех тех, кого ему приходилось встречать в жизни, Бернард обладал самым блестящим и самым тревожным умом.

Полдинг был знаком с самоанализом. Где еще, как не в монастыре, было научиться этому. Надменный, неразговорчивый и даже недружелюбный доминиканец не расстраивал его. Еще в самом начале их знакомства он предположил, что все его особенности были не чем иным, как последствиями монашеской жизни, так понятными ему самому. То, что он все держал про себя и что легкомысленно отнесся к первоначальным попыткам Полдинга наладить диалог, мало волновало его ввиду сильной занятости и недостатка времени. До той поры, пока доминиканец выполнял свои обязанности священника, его частное поведение оставалось делом его личной совести. Бернард был сильным, энергичным и способным человеком. Он работал эффективно и целенаправленно. Он умело спорил и не боялся ни британцев, ни их вызывающего поведения. Правду сказать, верующие не тянулись к нему так, как хотелось бы Полдингу. Даже наоборот, они побаивались его. Казалось, что и остальные священники боялись его. Насколько было известно Полдингу, владелец отеля «Герб Бата» на дороге на Парраматту, что рядом с лагерем Лонгботтом, был единственным человеком, к кому Бернард относился по-дружески. Возможно, потому что оба они были родом из Генуи.