Александр Бушков - Корона и плаха [litres]

В 1668 г. парламент принял акт под длинным названием «Акт для лучшего обеспечения свободы подданных и для предупреждения заточений за морем». Он гораздо более известен под сокращенным названием «Хабеас корпус». Теперь любой арестованный в течение суток должен был быть доставлен в суд с указанием точных причин ареста. Судья решал, оставить ли арестованного под арестом, освободить до суда или отпустить вовсе, не найдя за ним никакой вины. Наказывались должностные лица, в ведении которых был арестованный, если они его не доставляли в суд в предписанный срок. Судьи, не рассмотревшие дела вовремя, должны были заплатить крупный штраф в пользу арестованного. Человека, освобожденного судьей и получившего так называемый «приказ Хабеас корпус», уже не могли арестовать вторично по тому же делу (иначе виновник повторного ареста штрафовался опять-таки в пользу арестованного). Правда, действие этого акта не распространялось на лиц, арестованных по гражданским делам, за тяжкие уголовные преступления и государственную измену.

Карл Второй этот акт подписал, но выговорил себе за это у парламента уступку: согласие на то, что после его смерти престол займет его брат-католик.

Уинстон Черчилль поет этому акту дифирамбы, соловьем разливается: «Тирания и деспотия, столь часто встречающиеся в XX в., со всей очевидностью доказали, что «Хабеас корпус акт», рожденный английским политическим гением, является важнейшим завоеванием демократических прав и свобод, что признают сейчас не только англоязычные народы, но и весь мир».

Красиво сказано, конечно. Только следует кое-что добавить. Во-первых, за сто лет до «английского политического гения» практически ту же систему ввел в Московском царстве Иван Грозный – я об институте губных старост. Во-вторых, что гораздо более существенно, парламент оставил за собой право приостанавливать действие «Хабеас корпус акт» в случае военных действий с внешним врагом или мятежей в самой Англии. Каковым правом неоднократно и пользовался, причем порой «приостановка» длилась долго, не менее года. Яркий пример будет в следующей главе, когда речь пойдет об Иакове Втором.

И все же «Хабеас корпус» сыграл большую роль в развитии личной свободы английских граждан – из песни слова не выкинешь.

Второе знаменательное событие – появление в Англии (кажется, впервые в Европе) самых настоящих политических партий. Это – тори и виги. Чуть упрощенно объясняя, тори представляли интересы самых знатных господ, крупного капитала и земельных магнатов, виги придерживались крайне консервативных и монархических убеждений. Виги смотрелись более демократично: за ними шли нетитулованные дворяне, купцы и торговцы из не особенно богатых, горожане и, как сказали бы мы сегодня, люди свободных профессий и либеральная интеллигенция. Настроены были гораздо более оппозиционно существующим порядкам, с республиканским оттенком, не переходившим, впрочем, в стремление посягать на основы.

Интересно, что поначалу и «тори», и «виги» были бранными кличками, которые партии давали своим оппонентам. По свидетельству большого знатока вопроса Уинстона Черчилля, «тори» сначала звались ирландские разбойники-католики, грабившие поместья протестантов, а слово «виг» обозначало угрюмого и фанатичного шотландского пресвитерианина, стяжателя и ханжу. Обе стороны в характеристике оппонентов не стеснялись и выражений не выбирали. Виги о тори: «Тори – это чудовище с английским лицом, французским сердцем и ирландской совестью. Это широколобое существо с огромным ртом, задом, похожим на два бедра-окорока, полностью лишенное мозгов. Тори похожи на диких кабанов, подрывающих конституцию, покушающихся на два оплота нашей свободы – на парламент и судей». Тори в долгу не оставались и выражались столь же изящно: «Напыщенная речь вигов состоит из вздохов, всхлипываний, стонов, икоты, причем особый оттенок этому придает гнусавость».

Потом как-то так само собой получилось, что обе партии оскорбительные клички стали использовать как самоназвание. Партийность передавалась в семьях прямо-таки по наследству, наряду с прочим имуществом, из поколения в поколение.

Только в середине XIX в. обе партии поменяли исторически сложившиеся названия: тори стали зваться «консерваторы», виги – «либералы». Более чем двести лет, с момента создания и до начала XX в. обе партии сменяли друг друга у штурвала. С одной стороны, настоящая демократия, с другой стороны – выбор небогат. Не столь уж и богатый выбор – выбирать одно из двух…

Один советский юморист (фамилию запамятовал) как-то написал эпиграмму на подобную же американскую систему – когда реальную силу представляют только две партии, точно так же сменяющие друг друга в Конгрессе:

(В США, правда, преспокойно существуют в рамках демократии и другие партии, и не одна. В начале XX в. появилась «Партия Лосей», позже – Коммунистическая партия США. Есть еще несколько. Вот только все эти партийки – крохотные, сущие экзоты, и на президентских выборах собирают лишь самую чуточку больше голосов, чем у них сыщется родных и добрых знакомых.)

Однако, как ни крути, а многопартийность в Штатах давно существует. В конце концов, кто ж им виноват, крохотулькам, что избиратели за них голосовать не хотят? А вот в Англии очень долго была двухпартийная система, что свободный выбор как-то ограничивает. Представьте, что вы решили жениться (или выйти замуж), но из превеликого множества девушек/парней имеете право выбирать только из двоих. Вам такое понравится? Или, допустим, вы решили купить квартиру, но вам опять-таки предлагают выбирать не из двадцати двух, а всего из двух… Приятного мало. В начале XX в. английская политическая система стала трехпартийной. В 1900 г. был основан «Комитет рабочего представительства», уже в 1906 г. принявший официальное название Лейбористская партия, то есть «Трудовая («Labour» по-английски – «труд»). У рабочих, вообще у простого народа она стала очень популярной и довольно быстро выдвинулась на второе место, оттеснив на третье Либеральную. Так и продолжается до сих пор. В 1988 г. Либеральная партия слилась с Социал-демократической. Новую партию назвали «Либеральными демократами» (интересно, а нелиберальные демократы бывают?), но она так и осталась на третьем месте.

О презренном металле. Деньги на насущные потребности Карл Второй добывал порой довольно оригинальными методами. В 1670 г. он подписал с французским королем секретный Дуврский договор, выгодный в первую очередь ему лично: французы обязывались в случае крупного мятежа, представлявшего бы для Карла серьезную опасность, послать на помощь две тысячи пехотинцев и выделить безвозвратный заем в два миллиона ливров (тогдашний французский ливр был увесистой серебряной монетой).