Александр Бушков - Корона и плаха [litres]

Что до Англии – если судить чисто по размерам, то ей досталось гораздо меньше, чем австрийцам: Мальорка – испанский остров в Средиземном море (впоследствии англичанами утраченный, о чем они нисколько не сожалели – особой пользы от него не было), в Северной Америке – земли вокруг Гудзонова залива (отжатые у французов, как и остров Ньюфаундленд) и шотландская колония Новая Шотландия (ныне провинция Канады).

Однако было еще одно приобретение, площадью всего-то в квадратную милю, но по стратегическому значению превосходившее любые территориальные приращения всех прочих участников войны. Гибралтар, который англичане заняли в 1702 г. и до сих пор там остаются. Ключ к Средиземному морю. Теперь англичане могли контролировать соединяющий Средиземноморье с Атлантикой Гибралтарский пролив шириной всего-то в двенадцать километров. Пушки восемнадцатого столетия еще не могли простреливать его весь от берега до берега, но артиллерийское дело не стояло на месте…

Эта война на недолгое время позволила вести прежнюю вольготную жизнь осколкам «берегового братства». Не одному государству вновь понадобились каперы для нападения на суда и прибрежные города противника, вновь стали выдавать каперские свидетельства. Самый яркий пример – французский корсар Дюге-Труэн. Англичане закрыли глаза на то, что этот джентльмен удачи однажды сидел в английской тюрьме за пиратство, в том числе и за захват английских кораблей, и выдали ему каперский патент по всем правилам. Корсар доверие нанимателей оправдал – со своей эскадрой захватил и изрядно пограбил Рио-де-Жанейро в португальской Бразилии (уже тогда один из самых больших бразильских городов).

Отлично себя чувствовали и «индивидуалы», грабившие всех подряд. Во-первых, военно-морские флоты многих государств на время оставили охоту на пиратов, увлеченные боями друг с другом. Во-вторых, свой вклад в этакий Ренессанс карибского пиратства внесли губернаторы многих американских колоний. Права выдавать каперские свидетельства они не имели (это было монополией центральной власти), но особенно этому не огорчались: просто-напросто крышевали наперебой джентльменов удачи, со многими из которых приятельствовали. Полковник Флетчер, губернатор Нью-Йорка и Массачусетса, брал с каждого пирата 700 фунтов за разрешение продавать награбленное в подчиненных ему портах. Судя по тому, что пираты к нему валом валили, сделка была взаимовыгодной. Точно так же вел себя его коллега из Бостона сэр Уильям Фипс. Губернатор Багамских островов Николас Тротт взял с уже знакомого нам Эвери 7000 фунтов за разрешение отдохнуть в его владениях после очередного рейда (судя по тому, что Эвери выложил денежки, нисколечко не торгуясь, награбил он преизрядно). Дальше всех в приятельстве с пиратами пошел губернатор Филадельфии, выдав свою дочь за одного из пиратских капитанов – надо полагать, относительно приличного «благородного разбойника».

(Кстати, об Америке. Рассказывая об американских колониях и их случавшихся порой попытках обрести независимость за столетие до американской революции, я как-то упустил интересный факт. Когда в Америку добрались вести об изгнании Иакова Второго, колония Нью-Йорк воспользовалась безвременьем и взбунтовалась. Английских солдат там была горсточка, и они выкинули белый флаг после короткой перестрелки с местной милицией (то есть народным ополчением, набившим руку на стычках с индейцами). Победители учредили, впервые в истории колонии, орган местного самоуправления – ассамблею. И под ее руководством два года жили прямо-таки суверенной республикой, выбрав себе правительство из мелких купцов и лавочников и ремесленников-кустарей. У Вильгельма до них все это время попросту не доходили руки – он был занят борьбой с Иаковом, который и после поражения в Ирландии попытался с помощью французского флота вторгнуться в Англию, но его эскадра была разбита в морском сражении. Когда с этой угрозой было покончено, Вильгельм занялся Америкой. В Нью-Йорк приплыла военная эскадра и высадила десант, с которым милиция уже не могла справиться. Массовых репрессий не было – повесили только двух главных вожаков. А вот ассамблею оставили, что сыграло немалую роль в успехе американской революции – ассамблея и подобные ей органы самоуправления в других колониях как раз и выработали у колонистов вольнолюбие и независимость характера.)

Самым известным английским полководцем XVIII в. заслуженно считается Джон Мальборо, муж красавицы Сары. Вот только его моральный облик – ниже плинтуса…

Именно женитьба на Саре, фрейлине, подруге и любимице Анны еще с тех пор, как они были детьми, Черчилля и подняла. До этого он неплохо себя проявил в очередной войне с Голландией, но подобных молодых офицеров было много. Сара и ввела мужа в придворные круги, он попал сначала ко двору принцессы Анны, а там и ко двору Иакова, сделавшего его бароном и пэром Англии. Во время «славной революции» барон и пэр, как многие, преспокойно переметнулся на сторону Вильгельма, от которого получил чин тайного советника. Потом отношения с Вильгельмом не заладились – Черчилль считал, что король его недооценивает как военного и отдает предпочтение голландским генералам. Поскольку окопавшийся во Франции Иаков Второй довольно долго считался реальной силой, Черчилль завязал с ним тайную переписку, а потом через жену втянул в нее и принцессу Анну. А там совершил прямое предательство: во время англо-французской войны заранее предупредил французов о готовящемся англичанами штурме Бреста, так что штурм сорвался и погибли несколько сотен английских солдат.

Английская секретная служба об этой переписке узнала. Государственная измена была налицо. «Любой другой министр за такие промахи был бы повешен за ноги на верхушке Веселой Башни». Однако Черчилль отделался на удивление легко – чуть посидев под арестом, был уволен из армии, лишен чина тайного советника и вместе с женой удален от двора. Причины столь мягкого наказания останутся неизвестными. Заступничеством жены это не объяснить: Сара попыталась через Анну подействовать на Марию Вторую, но та ее не послушала, и отношения сестер остались натянутыми до смерти Марии. Ну а когда Анна стала королевой, моментально вернула подругу и ее мужа ко двору, сделала Черчилля герцогом Мальборо и назначила главнокомандующим англо-голландскими войсками в Европе.

Он и в самом деле проявил себя талантливым полководцем. Русская Военная энциклопедия, выходившая до революции, отводит ему страницу с лишним, что по ее меркам немало, и пишет, в частности: «Среди ложного методизма, обратившего военные операции в бесплодные маневры и нескончаемую крепостную войну, энергичный и стремительный от природы Мальборо, хотя и уступал по дарованиям своему великому другу Евгению Савойскому (еще один великий полководец XVIII в. – А.Б. ), все же выгодно выделялся из общей массы генералов правильным пониманием решающего значения полевого боя, для которого он обладал счастливым умением быстро схватывать обстановку, пользоваться ошибками противника и мастерски употреблял все роды войск».