Александр Бушков - Корона и плаха [litres]

Расходы казны на этот провальный проект были огромными. Над Шотландией повис огромный по тем временам государственный долг почти в 400 000 фунтов, который не было никакой возможности выплатить.

А там и обострились отношения с Англией – когда шотландский парламент не признал английский акт о престолонаследии. С юридической точки зрения это означало, что Шотландия по-прежнему признает в качестве законного короля Иакова Второго и его потомков.

Англичане войну затевать не стали – развязали чисто экономическую. Созданной в Шотландии Заморской торговой компании всячески мешала торговать в Америке Вест-Индская компания, а в Индии, Китае и Юго-Восточной Азии – Ост-Индская. Потом уже Вильгельм Третий особым указом запретил шотландцам торговать с американскими колониями. Шотландским финансистам объявили форменный бойкот в Антверпене, все еще остававшемся тогда крупнейшим финансовым центром Европы. Сделать это было тем более легко из-за того, что Вильгельм по-прежнему был не только английским королем, но и правителем Голландии, одним словом, без единого выстрела и без единого солдата шотландцев качественно и надежно зажали в угол. Припомнили и то, что Шотландия отказалась принять на себя часть английского государственного долга, резонно заявив: они к этому долгу не причастны, никаких необеспеченных бумажек не печатали, займов не проводили, а значит, и расплачиваться за них не намерены. Понятия «экономическая блокада» тогда еще не существовало, но именно ее шотландцам и устроили.

А потом в Шотландии появились английские джентльмены с безукоризненными манерами и за чашкой кофе либо стаканчиком виски стали вести вежливые беседы с людьми, обладавшими в Шотландии реальным влиянием – лордами, предводителями крупных кланов, торговцами… Рисовали крайне заманчивые перспективы – в первую очередь для своих шотландских собеседников.

Многое проговаривалось открытым текстом, разве что приличия ради упакованным в гладкие культурные фразы. Произошло то, что не раз случалось не только в истории Шотландии, но и всего мира: элита самым бесцеремонным образом продала страну Англии. Выговорив привилегии в первую очередь для себя: Англия бралась погасить шотландский государственный долг, уравнять по стоимости деньги обеих стран (до этого шотландский фунт равнялся английскому шиллингу) и допустить шотландских купцов и финансистов к английской торговле и банковским операциям за рубежом. Шотландцы, естественно, должны были признать английский «Акт о престолонаследии». Мнением народа, как водится в подобных случаях, никто не интересовался…

Шотландия лишилась и своей армии, и своего парламента. Правда, для шотландских депутатов были зарезервированы места в обеих палатах парламента английского: 45 мест из 513 в Палате общин и 16 из 108 в Палате лордов. Что означало: даже если шотландские депутаты при принятии новых законов или их обсуждении и выступят единым фронтом за какой-то свой вариант, они всегда будут в меньшинстве…

Шотландцам сделали одну уступку: оставили их собственную систему судопроизводства и законы, кое в чем отличавшиеся от английских (что имеет место быть и сегодня).

Королева Анна вдохновенно возвестила: «Я желаю и ожидаю от моих подданных обеих наций, что впредь они будут относиться друг к другу со всем возможным уважением и расположением, так что всему свету может казаться, что они сердечно желают стать одним народом».

Дж. Р. Грин, большой сторонник «романтического» направления в истории, позже разливался соловьем: «Шотландии уния открыла новые источники богатства, которыми прекрасно воспользовалось ее энергичное население. Фермы Лотиана превратились в образцовые хозяйства. Рыбачий город на Клайде разросся в богатый и многолюдный Глазго. Мир и образование обратили диких (разрядка моя. – А.Б. ) горцев в мирных пастухов и земледельцев. Мир едва ли видел когда более сильное и быстрое развитие национальной энергии, чем в Шотландии после унии».

Красиво сказано, конечно. Только никакого общенародного благоденствия не случилось. По большому счету уния пошла на пользу верхушке – крупным землевладельцам, торговцам и финансистам, «допущенным к столу». Всем остальным жилось, в общем, не лучше, чем прежде. Ни англичане, ни шотландцы и не собирались «стать одним народом». «Национальная энергия» себя выразила в нескольких крупных мятежах XVIII в., направленных против английского господства. А «дух народности» выразил великий шотландский поэт Роберт Бернс, писавший лет через семьдесят после унии:

К слову, всего несколько лет назад состоялся референдум касаемо отделения Шотландии от Англии. Нужного большинства голосов он, правда, не собрал, но голосовавших за независимость было немало. Можно лишь догадываться, какие закулисные политические маневры были пущены в ход. А в том, что они были, сомневаться не приходится. Хотя бы потому, что все разведанные в Великой Британии запасы нефти находятся на шотландском шельфе…

Внешне, правда, все выглядело очень красиво: к английскому флагу, на котором были два креста, символизировавших Англию и Ирландию, добавили третий, шотландский. На гербе нового государства появился, кроме трех золотых английских леопардов на красном поле, стоящий на задних лапах золотой шотландский лев на красном поле.

Новое государство официально получило название Великая Британия…

Думаю, Лондон можно называть именно так. Неофициальный геральдический цвет Лондона – красный. Во времена римлян крыши домов крыли красной черепицей, а первую стену вокруг города сложили из красного песчаника. Про старый Лондонский мост говорили, что он тоже имеет красноватый оттенок – якобы оттого, что при строительстве был «спрыснут кровью маленьких детей». Нельзя исключать, что это не легенда, а жутковатая быль: в древние языческие времена в фундаменты тогдашних новостроек в разных странах порой замуровывали (очень надеюсь, что не живьем) маленьких детей – есть немало подтверждающих это археологических находок. В христианские времена (не столь уж от нас и далекие) в фундаменты церквей порой закладывали убитых лошадей – это в Англии. На Руси когда-то при открытии водяной мельницы приносили человеческую жертву, чтобы водяной смилостивился и не портил мельницу. Обычно подстерегали на ночной дороге какого-нибудь припозднившегося странника и сталкивали в воду. Нашим далеким предкам это не прибавляет обаяния, но что поделать, если это суровый исторический факт? Не нашими предками, в конце концов, этот кровавый ритуал придуман. Как бы там ни обстояло с Лондонским мостом, известно, что, когда в Лондоне сносили старинные здания, в стенах не раз находили замурованные кошачьи скелетики. В Средневековье человеческие жертвоприношения заменили кошачьими. Точно так в конце концов на Руси вместо человека стали бросать в реку в жертву водяному уже не человека, а отрезанные птичьи головы. Правда, ходили слухи, что уже в относительно недавние времена… Ладно, промолчу, чтобы не угодить в русофобы.