Николай Попов - Десант Тайсё

— Грянула, а-а, чёрная беда... Свершилось безумное, э-эм, дело... Под зловещий грохот ружейной и пулемётной пальбы невинно и бесцельно, м-м, льётся братская кровь, а смерть, вовсю лютуя, э-эм, шествует по пепелищам... Великие идеалы мировой демократии, рождённые, а-а, лучшими умами человечества, осквернены и растоптаны... — по-солдатски рапортующе забубнил Гольдбрейх, пытаясь вызволить из кресла рыхлое тело. Страшась отстать, наконец-то сумел это сделать и, уже взяв с вешалки тёплое пальто с меховым воротником, одышливо простонал: — Свободную, а-а, едва прозревшую, едва вкусившую плоды народоправства, э-эм, Россию снова заковывают в кандалы рабского бесправия... Мы не можем, а-а, с этим смириться и тоже без колебаний возьмём оружие, дабы защитить беспомощный народ и отстоять поруганную честь России!

В решительно надвинутых на брови шляпах дружный триумвират клином направился к двери, которую, попятясь, прикрыл спиной Арнольд. Весело протянул:

— Не-е, господа, одними речами вы теперь не отделаетесь. Впереди серьёзный разговор. Так что вернитесь в кресла, пожалуйста, успокойтесь да хоть ради вежливости поздравьте нёс.

— Эка радость: сменяли Керенского на Троцкого! — фыркнул Медведев. — А говорить нам более не о чем. Свои позиции мы не сдадим даже под штыками околпаченных вами солдат!

— Вам терять нечего! Вы хотите гражданской войны? Крови хотите? Так получите её сполна! Своими действиями вы пробудили силы не только в самой России, но и вне её!

Там некто третий решит судьбу революции! — устремил к окнам руку Агарев, разозлённый задержкой. Возможно — роковой.

— А я-то думал, что стихия разбушевалась сама по себе... Оказывается, это некто третий уже мобилизовал её против нас! — хохотнул Арнольд и пожурил воинственный триумвират: — Ну, никак вам не живётся без штыков, без крови... Только зачем они, когда есть надёжный, совершенно безопасный способ разрешения всех проблем. Пусть Совет решит, кто из нас прав. Чем для вас, истинных демократов, плоха такая демократия?

— Превращённая, э-эм, в пошлый фарс! Вон с дороги! — неожиданно рявкнул Гольдбрейх.

С прежним смехом Арнольд покачал головой:

— Разве он пошлей разыгранного вами? Так что мы просто квиты. Пожалуйста, займите места согласно билетам да крепко подумайте, что для вас лучше. Если я прочитаю на Совете фальшивку, вас ждёт позор, политическая смерть и... Вот, шут возьми, прямо не знаю, как поступить... Скрыть ваш обман я не имею права... А защищать... Бр-р-р... Но придётся. Иначе пострадают люди. Значит, давайте решать, как завтра ликвидировать угрозу голода хоть с помощью ваших Диктаторских полномочий. Только это может искупить вашу вину. Только это...

— Давай-давай, извивайся перед вампирами... Скоро ещё будешь елозить перед ними на коленях... — презрительно процедил Ман.

— Да-а, тяжкий момент... Как с вами после всего говорить?.. Просто не знаю: тошно, противно... — машинально скосоротился Пётр и, переведя дух, продолжал: — А ведь ещё нужно предлагать какую-то сделку... Выходит, мы должны дополнительно унизиться, должны изменить не только элементарным принципам порядочности, но и революции... Во, дожили: победив, умоляем смилостивиться... Анекдот, какого не знала история...

— Гм, действительно... Бот какие фортели выкидывает егозливая Фортуна! Посему явление вашего Христа воздействует на китайцев примерно так же, как трубы Иисуса Навина — на стены Иерихона! — развеселился Медведев от спасительной безысходности победителей.

Филёры вновь принялись обсуждать, как использовать благоприятный поворот, казалось, безнадёжной ситуации. Пётр поневоле задумался, у кого выудить принципы этой системы? Тогда вполне можно бы узнавать кое-что любопытное...

— Какой прок с ними толковать, а тем более — о какой-то сделке? Где гарантия, что сии вурдалаки опять не надуют? Элементарно! — убеждённо заключил Воронин. — Поэтому, прежде чем расшаркиваться перед ними, сначала необходимо узнать, как и почему они, самые достойные представители революционной демократии, столь трепетно дорожащие всеми её достоинствами, аж трижды подряд поступили так непристойно? Чтобы народ узнал всё о наглых политических аферах этих заговорщиков и сам дал им справедливую оценку, следует устроить открытый суд чести.

Восхищенный предложением, Ман вознёсся над столом с воздетыми руками и пулемётно выпалил:

— Вот-вот-вот! Пускай прямо с трибуны Народного дома объяснят людям, как докатились до подобной мерзости? Правильно, Сашко! Что значит — настоящий комиссар!

— Блестящая идея. Вот разрешение наших терзаний. Такой суд обязательно будет. Честное слово! — поклялся Арнольд. — Но голодный народ не может ждать конца покаяний. Ему нужен хлеб. Немедленно обеспечьте его, как положено власти, которой люди доверили свою судьбу.

— Э-э-эм, конечно, мы постараемся... Однако, а-а, сами понимаете, ситуация изменилась... Россия теперь, э-эм, опасна для Китая. Подобная проблема должна решаться уже самим правительством... — безысходно вздохнул Гольдбрейх.

— А китайское, по всем дипломатическим законам, сперва ещё должно признать самозванное ленинское правительство, — процедил Агарев, пряча в усах злорадную усмешку.

— Значит, Ленин уже возглавил его?! — обмер Ман и, ошалело замотав головой, засмеялся. Так по-мальчишески радостно, что невольно заразил этим всех.

Возникла забавная ситуация. Одни на несколько минут почувствовали облегчение уже от самого присутствия вождя, который сумеет решить любые проблемы. Другие знали намного больше о противостоянии полярных сил и потешались над ребячеством противников, хмельных от всесилия победы, а потому вдвойне наивных до банальной глупости. Отчего даже заскучали. Но бдительный Арнольд рокочуще напомнил о насущном:

— Пора дать в столицу приветственную телеграмму. Подписать её должен председатель Исполкома. А он, извините, того... Согласитесь, это довольно нелепо, когда Исполком возглавляет противник советской власти. Значит, срочно необходим человек, способный твёрдо защищать кровные интересы новой власти и прежде всего — обеспечить город хлебом.

Гольдбрейх озабоченно посмотрел на союзников. Медведев невозмутимо прохаживался по кабинету. Стёкла пенсне заледенели, скрывая выражение глаз. Худое, длинное лицо окаменело. Агарев у самой двери сопел папиросой. Дым клубился так, будто он усиленно поднимал пары, чтобы в нужный момент проскользнуть мимо Арнольда к «Форду». На призывы не реагировал, хотя брови уже торчали рогами. Скверные признаки явно лишали поддержки. Следовало защищаться самому. И он вполне резонно возроптал:

— М-м-м-эм, послушайте... Нельзя ж так беспардонно! Ведь я сыграл решающую роль, а-а, в торжестве у нас революции! Без меня она могла развиваться, э-э, совершенно иначе, громадными жертвами или вообще не состояться! Ведь я, рискуя головой, а-а, сорвал несколько эсеровских попыток вооружённого переворота! Пусть в критические моменты я иногда, э-э, молчал, но даже это было моей твёрдой позицией!