Олег Суворов - Закат империи

После этих слов Кассиодор посмотрел в сторону Теодориха, но тот сидел неподвижно, явно о чём-то задумавшись.

— Подумаешь, какие-то евреи, — недовольно пробурчал Теодат.

— Надеюсь, этот глупец получил по заслугам? — строго спросил Симмах, не терпевшей ни малейшей несправедливости. Но Кассиодор лишь невозмутимо пожал плечами и снова посмотрел на Теодориха. Наконец король очнулся от задумчивости.

— У тебя, кажется, для нас есть ещё одно сообщение?

— И намного более важное, чем первое, — подтвердил Кассиодор.

— Излагай, но постарайся быть покороче.

— Его можно изложить в одной фразе: как сообщил прибывший вчера гонец из Византии, император Юстин издал эдикт о полном запрете арианского вероисповедания.

На этот раз присутствующие начали яростно кричать, а кое-кто готов был вскочить со своих мест. Теодорих тоже был вне себя. А Кассиодор, добившись желаемого эффекта, победно посмотрел на Боэция, который успел обменяться с Симмахом скорбными взглядами. Оба в этот момент подумали об одном и том же — гонения на ариан в Восточной Римской империи неизбежно вызовут ответные гонения на католиков в Остготском королевстве. Надо было как-то спасать положение, тем более, что Боэций уже успел хорошо изучить Теодориха и ему несложно было догадаться о том, какая мысль в данный момент свербит огромный череп короля. И, прежде чем тот успел открыть рот и произнести хоть что-то, Боэций решительно поднялся с места, воздев правую руку в знак того, что просит слова.

— Ты собираешься оправдывать императора Юстина? — устремив на него тяжёлый от злобы взгляд, спросил король.

— О нет! Я лишь хочу предостеречь тебя от поспешных шагов, — спокойно заметил Боэций. — Конечно, сейчас ты горишь желанием издать такой же эдикт, но направленный против католиков, однако никогда не стоит поддаваться первому побуждению, хорошенько его не обдумав. Неужели ты хочешь в одно мгновение лишить всякого спокойствия своё королевство? Неужели ты разом обрушишь то здание, которое строил годами?

— Ты, кажется, осмеливаешься поучать короля? — выкрикнул со своего места Тригвилла.

— Я осмеливаюсь дать ему совет, к чему меня обязывает моя нынешняя должность, — холодно ответил Боэций. — А принять этот совет или отвергнуть...

— Говори! — хрипло велел Теодорих, повелительным жестом приказывая возмущённым готам замолчать.

— Прежде всего стоит проверить достоверность этого известия, а для этого немедленно послать гонцов в Константинополь, — сказал Боэций, хотя в глубине души почти не сомневался в реальности такого эдикта и лишь надеялся выиграть время.

— Дальше!

— А если же всё обстоит именно так, как сообщил нам почтенный Кассиодор, то... — Боэций глубоко вздохнул и, прекрасно сознавая, какой опасности подвергает своего друга, не так давно возглавившего римскую католическую церковь, решительно закончил: — следует направить ко двору императора делегацию во главе с папой Иоанном. Возможно, ему удастся уговорить Юстина отказаться от преследования ариан. Тем более что сам император уже весьма дряхл и делами империи всё больше начинает заправлять его племянник Юстиниан.

Подобное предложение вызвало новый взрыв возмущения готов, однако Теодорих задумался, а затем перевёл вопросительный взгляд на Кассиодора.

— А что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, что с ним следует согласиться, — осторожно заметил Кассиодор, и Боэций едва заметно вздохнул. — Однако мне кажется, что у королевского референдария Киприана есть какое-то дополнение к тому, что сказал нам первый министр.

Киприан, который прекрасно помнил о своём обещании Кассиодору и с трепетом ждал своего часа, теперь невольно поёжился под множеством устремлённых на него глаз. Трепеща от волнения, он встал со своего места и, опустив глаза, пробормотал:

— Да, почтенный Кассиодор, ты прав. Мне действительно пришла в голову одна мысль... Недавно я узнал о знаменитом диспуте, который полтора века назад состоялся между прадедом нашего уважаемого принцепса сената Симмахом и епископом Амвросием Медиоланским. Они спорили о том, какое из двух вероисповеданий, языческое или христианское, является истинным. Тогда победа досталась достославному епископу, и мне подумалось о том, что было бы полезно вновь свести при дворе нашего славного короля двух знаменитых представителей, исповедующих католичество и арианство. Что может быть убедительнее честного спора, в котором, как уверяли древние, рождается истина?

— Любой спор лучше всего решать с мечом в руке, — не выдержал Конигаст и, обращаясь к королю, добавил: — Мы — народ воинов, а не философов, так зачем давать этим римлянам лишний повод для торжества?

— А почему ты так уверен в торжестве католичества? — неожиданно спросил его Кассиодор. — Если бы наш великий король согласился провести подобный диспут, то я сам бы взял на себя труд найти такого арианского проповедника, который смог бы убедить в своей правоте даже папу Иоанна. Думаю, что и наш первый министр сможет выставить достойного соперника.

«Так вот откуда исходит эта идея, — подумал Боэций, бросая холодный взгляд на Кассиодора. — Впрочем, это было очевидно с самого начала. Но зачем ему всё это нужно? Лишний раз доказать превосходство своих готских хозяев над истинными римлянами? Как гнусно всё это выглядит со стороны представителя древнего римского рода... Однако надо ему что-то ответить, тем более что король уже явно утомлён и всё чаще поглядывает на часы».

Действительно, Теодорих в очередной раз посмотрел на большие водяные часы — клепсидру, представлявшие собой точную копию тех часов, которые были сделаны под руководством Боэция в качестве подарка бургундскому королю Гундобаду. В своё время они так понравились самому Теодориху, что он пожелал иметь такие же, установив их в зале заседаний королевского совета.

— Мне думается, что в подобной ситуации этот диспут будет не совсем уместен, поскольку может накалить страсти при любом исходе, — заявил Боэций. — И, кроме того, почтенный Кассиодор, я не совсем понимаю, почему ты считаешь меня достаточно компетентным в вопросах богословия...

— О, Северин Аниций, а разве можно усомниться в этом, хотя бы раз прочитав твой глубокомысленный трактат, посвящённый проблеме понимания сущности Божественной Троицы? — живо возразил Кассиодор и, к немалому изумлению Боэция, проворно извлёк из складок своей тоги небольшой свиток. — Неужели ты сам забыл о том, что писал совсем недавно?

Нет, разумеется, Боэций не забыл об этом трактате, в котором он решительно выступал против арианства, доказывая превосходство афанасьевского понимания Троицы. Однако он давал читать своё сочинение только узкому кругу друзей, поэтому не мог понять, откуда Кассиодор добыл ту копию, которой он сейчас потрясал перед Теодорихом. Дело принимало опасный оборот — Боэций всегда тщательно скрывал свои антиарианские взгляды.