Олег Суворов - Закат империи

На самой арене возле белых столбов, отмечавших начало первого стадия [19], уже нетерпеливо рыли копытами землю великолепные лошади, запряжённые в разноцветные цирковые квадриги. Знатоки и завсегдатаи скачек спускались по проходам до самого ограждения, оживлённо заключали пари, обсуждали достоинства лошадей, подбадривали возниц. Все ждали сигнала труб, означавшего начало первого заезда.

С того момента, как они заняли свои места под роскошным веляриумом — огромным покрывалом, укреплённым на специальных шестах, служившим защитой от солнца и дождя, — Максимиан ещё ни разу не взглянул на арену. Полностью повернувшись назад, он жадно высматривал появление Амалаберги. Его нетерпение стало передаваться и Корнелию, который проявил удивительную предусмотрительность, постаравшись занять те пустовавшие места, которые находились как бы на нейтральной полосе между местами римлян и местами готов. Более того, он приказал своему слуге принести из колесницы все находившиеся там подушки, а также огромное великолепное опахало из страусиных перьев.

— Неужели она действительно так красива? — небрежно спросил он, заскучав от долгого молчания и поворачиваясь к Максимиану, который в этот момент протирал слезившиеся от солнца глаза.

— Тот же вопрос задавал мне и Северин Аниций, — недовольно буркнул Максимиан, — и, право же, мне странно это слышать. Почему те люди, которые знают меня уже много лет, вдруг засомневались в моём вкусе?

— О нет, мой друг, совсем не во вкусе, — проворно возразил Корнелий, — и если бы ты заявил мне, что купил красивую рабыню, я бы тут же поверил и даже не просил бы показать свою покупку. Но ты говоришь, что влюблён, а значит, смотришь на предмет своего обожания не глазами эстета, а опьянённым и помутившимся взором. Вот потому мне и интересно сравнить, так ли она хороша, как, например, вон та высокая блондинка с надменным взором, которую сопровождают две служанки...

— Это Амалаберга! — встрепенулся Максимиан, который только теперь заметил её появление в цирке.

— В самом деле? Тогда тебе можно позавидовать!

— Что ты собираешься делать?

— Пригласить её занять место рядом с нами, разумеется!

— Я сам это сделаю!

— Хорошо, хорошо, я не собираюсь тебе мешать.

Корнелий сбавил шаг, позволив Максимиану первым приблизиться к Амалаберге. Лишь на мгновение она удивлённо повела бровью, а затем отвернулась к одной из служанок.

— Я уже приготовил для тебя место, а потому не о чем беспокоиться, — поспешно проговорил Максимиан.

— А я совсем не уверена, что моё место именно рядом с тобой, — холодно сказала она, не поворачивая головы.

Максимиан растерянно обернулся к Корнелию, на что тот слегка присвистнул и покачал головой, как бы говоря: «Действуй смелее!» В этот момент зрители верхних ярусов дружно затопали ногами, тем самым призывая поскорее начать состязания, и как бы в ответ на их требование взревели сигнальные трубы.

— Прошу тебя, драгоценная моя, пройдём с нами, — настойчиво повторил Максимиан.

— Надеюсь, ты не боишься на виду у всех сесть рядом с римлянами? — неожиданно поддержал его Корнелий и тут же был удостоен такого же презрительного взора, какой уже не раз ловил на себе сегодня его друг.

— С каких это пор победители-готы стали бояться побеждённых римлян? — гордо заявила Амалаберга. — Разве было хоть одно сражение, где они показывали вам спину?

— О, я не сомневаюсь, что спина у тебя не менее красива, чем грудь! — бесстыдно съязвил Корнелий, зло сверкнув глазами на надменную готскую принцессу. — Однако, чем дольше мы будем спорить, тем больше рискуем пропустить самое интересное...

Действительно, публика уже взревела и встала на ноги, а четыре квадриги резко рванули с места в карьер и помчались по овальной арене, в центре которой возвышался земляной бруствер, украшенный скульптурами знаменитых возниц. При виде этого зрелища глаза Амалаберги вспыхнули, и она, слегка кивнув, прошла на место, приготовленное ей Максимианом, и поспешно села, не отводя глаз от несущихся колесниц. Приятели обменялись вопросительными взорами и проследовали вслед за девушкой, расположившись справа и слева от неё.

— Я бы хотел узнать... — начал было Корнелий, но Амалаберга резко перебила, даже не взглянув в его сторону:

— Вы, римляне, ужасно болтливы, а настоящий воин говорит лишь для того, чтобы продиктовать свои условия побеждённому неприятелю.

— Однако нельзя же быть такой воинственной! — не выдержал Максимиан. — Ты слишком прекрасна для того, чтобы быть амазонкой!

— А ты слишком труслив для того чтобы быть моим мужем!

Максимиан даже скрипнул зубами, услышав подобную дерзость.

— Проклятье! Да как ты смеешь!

И только теперь, словно проверяя впечатление от своих крайне обидных слов, Амалаберга бросила на него быстрый любопытный взгляд. Однако она не успела ничего сказать, поскольку в этот момент весь цирк потряс дружный пронзительный вопль. На одном из поворотов вырвавшаяся вперёд квадрига слишком сильно наклонилась в сторону, и возница не справился с управлением. Выпустив вожжи из рук, он слетел вниз, прямо под колёса следующей за ним квадриги. Ударами копыт ему мгновенно снесло полголовы, а тяжёлое колесо переехало его пополам.

Максимиан не выдержал этого зрелища и поторопился перевести свой взгляд с арены на Амалабергу.

— А ты побледнел, — холодно заметила она. — Можешь попросить у моей служанки флакон нюхательной соли.

— Почему ты меня ненавидишь?

— Ты в этом уверен? Ненависть — это сильное чувство, а ты не вызываешь во мне даже самого слабого...

— Зато ты буквально переполняешь меня чувствами!

— Я к этому совсем не стремлюсь...

— Сейчас остатки этого увальня счистят с арены и состоится второй заезд, — вмешался в разговор Корнелий. — О чём это вы тут спорите?

— Твой приятель доказывал мне, что ты целые дни проводишь в лупанариях, а я утверждала, что у тебя хватает время и на пьянство!

— Я рад, что вы обо мне такого лестного мнения, — усмехнулся Корнелий и удивлённо подмигнул Максимиану. — Однако хочу напомнить, что и то, и другое прекрасно совмещается, о чём свидетельствует прелестное стихотворение Руфина.

Он слегка откашлялся и, не переставая улыбаться, продекламировал:

Амалаберга уже готова была улыбнуться, но в последний момент сдержалась и вновь горделиво вскинула голову:

— Это моё мнение не только о тебе, но и обо всех римлянах!

— И всё же тебе предстоит стать женой именно римлянина! — яростно заявил Максимиан, волнуясь от того, что никак не может найти нужного тона в разговоре с этой надменной красавицей, а потому постоянно или злится, или теряется.