Александр Кутыков - Берега светлых людей

Север, оттёртый от цивилизации, с приходом новых восточных племён одикарился, а теперь вот его захлестнула буйная сила степных орд, прикочевавших с Арала и с востока Китайской империи... Всё дело в недальновидной, эгоистичной политике южных торговцев и ими вскормленных ставленников, в высокомерном отношении к людям древних племён, ещё недавно ждавших своего приобщения к торговому братству, а теперь поглощённых азиатской волной...

— Ваш город стал иметь слишком много общего с теми, кто должен с надлежащей благодарностью хранить наш покой и промысел и не вмешиваться в дела мудрецов!

Эту фразу Иегуды сказал негромко, но в установившейся тишине её услышали все. И опять задумались о меняющемся не в лучшую сторону Севере. И снова Пётр, пользуясь репутацией самого уважаемого здесь купчины, высказал общий покамест приговор:

— В нашем мире всем хватает места. Кто желает, всегда может подобрать себе занятие, которое не повредит никому. Мы успеем перебраться на Эвксинский Понт в любой момент. Но, думаю, что отцы Ас-града без всякого промедления должны доказать нам на деле свою принадлежность к лону разумных людей — к нашему лону.

— Удобопонятный мир — и наш мир! — поспешил ответить Спор.

Вертфаст, напрягшись и осмотрев всех, проговорил:

— Все здесь должны понимать, что Ас-град являет собой границу с Полем. Нам трудно держать её одним. Углей наших старых стен хватило бы на остров в море. Без помощи мудрых нам не призвать к ответу разрушителей нашего царства, ибо самим до злоумышленников не докричаться — все там безответны, и нет там власти! — признавая будущие беды, заключил Вертфаст.

— Полагаю, не надо отчаиваться. Следует подождать, пока всё не прояснится, — изменившимся тоном высказался Иегуды.

— Подождём, приглядимся, прислушаемся... — Пётр встал из-за стола, и атмосфера в компании вроде бы возвратилась к тому состоянию, которое было до начала противоборства Иегуды и Вертфаста. Купцы и бояре мигом поделились на пары, группки и принялись судачить о всяких мелких делишках.

— Тут до меня недалеко. Много вкусных блюд к обеду приготовлено. Пожалуй в гости, не побрезгуй, — позвал Вертфаст Иегуды к себе.

Перс пообещал зайти завтра, потому что не отдохнул ещё с дороги — уж не юнец и надоело, мол, мотаться туда-сюда...

Пытаясь избавиться от угнетающей неопределённости, обитатели дома Вертфаста увлечённо занимали себя, кто чем. Когда выбранное для самоуспокоения дело близилось к концу, домашние на миг, требуемый для нового озарения, замирали, и вновь начинали копошиться лишь тогда, когда находилось го, что давно уже ожидало прикосновения домовитых РУ*.

Матушкина фигура была заметна более любой другой. Ощутив роль домашней управительницы, Кламения намётанным на порядок глазом касалась всего и мягким для лучшей доходчивости голосом сетовала на недостатки. Указывала на скрип перил и половиц, на отсутствие зеркального блеска кухонных чанов, въедливо рассыпала укоризну по поводу малости тарелок на полках, грязи в закутках, щелей под окнами, гнилого запаха в углах, сырости внутри дома и дождя на улице.

Рада, не слишком довольная материнскими указками-предложениями, получила разрешение на работы возле дома. Посулив городской детворе плошку халвы, показав её и до поры убрав, Рада с помощниками, вооружёнными щепами и колышками, принялась за очистку зазоров между плитами порога и цоколя дома — чтобы просыпающейся траве не на чем было укорениться.

Конюх поставлял воду: он с торбой несколько раз ездил к морю и привозил солёную жижу — убийственную для ненужной поросли.

Мальчишки-помощники, взмокнув под временами налетавшим дождиком, требовали от работодательницы заветное лакомство. Та отказывала, объясняя, что ещё не срок. Смышлёные пареньки толпились возле неё и просили испробовать-оценить вкус. Сладка ль будет награда за забитые грязью ногти?

Халва под ребячьим давлением на пороге появилась. Рада, взвизгнув, быстро потеряла контроль над плошкой, в растерянности сама взяла леечку и принялась поливать отмостку. Вскоре насытившиеся мальчишки, благодарно облизав сладкие губки, присоединились к ней. Восхищенными глазками заглядывали в прекрасное и чуть печальное лицо девушки, не умея скрыть нетерпения, вопрошали — а нет ли ещё халвы?

Бекума, отвоевав у матери девку-прислужницу, скинув похрустывавший расстегай и нацепив просторную рубу и халанские портки, двигала, ворочала, переставляла громоздкую мебель в своей комнате. Везде у стен были обнаружены грязь и мышиные лазейки. Девушки, принёсшие со двора шлак, очень удивлялись, сколько же его может ссыпаться в узкие, но какие-то бездонные дырочки. Сверху плотно утрамбованные отверстия замазывали глиной. После этого мокрые тряпки шлёпали по стенам, задним стенкам сундуков да комодов, по полу, потом рухлядь стала на новые места.

Решив, что мыши обитают и во всех других комнатах, девчата пошли к Ргее. Та отвернула бледное, заплаканное лицо, накрыла салфеткой прерванное вышивание.

— Отец не приходил ещё? — подняла она прозрачные глаза на Бекуму.

— Так рано он не придёт... А мы тут войну устроили серым лазутчикам!.. Лети за камешками! — приказала Бекума прислужнице, вручая ей тяжёлую, грязную бадейку. — Всё в заботах, а на твоём лице и охоты нет. Да и лица нет тоже... Бедненькая...

— Жить не хочу! Зачем только рождалась?

— Не скули, не трави себя! Давай лучше поглядим, что за сундуками и скарбницами твоими. Вставай, помогай! — Подруга взялась за долговязый шкаф, заглянула за него, поводила там рукой. — Всё и всегда у бабы должно быть чисто! — совершенно по-взрослому изрекла Бекума.

— Пообещай мне сделать одолжение.

— Конечно! Чего это ты?

— Если когда-нибудь сокол мой вернётся, а меня здесь не будет, передай ему вот это... — Ргея застенчиво показывала вышивку, протянула её подруге, всхлипнув, прижала к животу, отбросила на топчан. Затем встала и сухо спросила:

— Что двигать-то?

Бекума, бросив возню со шкафом, дивилась красным и золотым цветам на шитье.

— Бедная ты наша... Все мы бедные... Знать бы, что кто-то с небес взаправду на нас смотрит... — Бекума подошла к Ргее, вгляделась в её лицо.

Наложница была задумчива и черства. Щёки и скулы её стали плоскими, суровыми...

Пришёл Вертфаст. В прихожей наткнулся на возвращавшуюся со шлаком девку. Сжав кулаки, он так вознегодовал на неуклюжую, распустившуюся, позабывшую об уважении и внимании холопку, что даже слово застряло в его натужной глотке. Хотел ударить, но передумал. Стал тяжело подниматься по лестнице — будто все силушки выкипели от бед и неурядиц.

Сверху навстречу пронеслась супруга. Она пыхтела и на него не взглянула. В нос шибануло её старческим, кисловатым духом.