Владимир Трошин - Княжич [СИ]

Дни шли. Становилось все холоднее и темнее. Как-то ночью, выйдя на палубу, Андрей был сражен красотой и грандиозностью вспыхнувшего под куполом неба северного сияния. Потом он привык к нему, но восторг первого впечатления долго не проходил у него. В конце октября суда разошлись. "Морж" повернул к берегу, для того чтобы выгрузить свои товары в незамерзающей Вайде-губе. Там, в обмен на свои товары, англичане загрузят свои трюма ворванью, кожей, треской и уйдут обратно в Англию.

В начале ноября, "Диана", обогнув Кольскую землю или Лаппию, как называли ее англичане, вошла в Студеное море(90). Через двое суток, раздвигая форштевнем ледяную шугу и сало, она подошла к устью Двины. Здесь, в густом тумане, на борт судна поднялся помор-лоцман, крепкий, независимого вида старик, с красивой окладистой бородой. Под его руководством, с приливом, капитан Парсонс повел судно вверх по Двине. Оставляя за собой, попадающиеся на пути редкие низменные песчаные острова, покрытые лесом, влекомая приливом и силой ветра "Диана" продвигалась вверх по течению к намеченной цели. Через сутки, на правом берегу показались башни и рубленые стены острога, над которыми возвышались маковки церквей. Вдоль берега, вокруг острога на всем протяжении стояли склады, амбары и избы

— Вижу, ты здесь ни разу не бывал! Это Михайлово-Архангельский монастырь! — заметив жадный взгляд рассматривающего берег Андрея, пояснил лоцман. — Покойный государь Иоанн Васильевич, в прошлом году, для защиты от шведов приказал его острогом обнести. А вокруг него, Новохолмогорск(91). Сначала здесь только поморы жили, а потом купцы из Холмогор, Вологды, Москвы и заморские гости свои склады, амбары и избы понаставили! Богатая здесь торговля идет, пока море ото льда свободно!

Парсонс, также впервые увидевший крепость, осторожно пришвартовал "Диану" к пристани около укрепленного бревенчатым обрубом болотистого берега. Кроме "Дианы" у пристани стояли еще четыре корабля. На них развевались английские флаги. Под зычные команды своих старших, многочисленные грузчики, согнувшись от тяжести, по трапам несли мешки, корзины, бадьи с товаром, наполняя им ненасытные чрева судов. Это были последние корабли короткой летней навигации. Еще два-три дня и они, не дожидаясь, пока устье залива скует льдом, пользуясь попутным южным ветром, уйдут из Новых Холмогор,

держа курс к себе домой.

— Кто такие? Куда путь держите гости? — строго спросил сошедшего на берег капитана, внезапно появившийся возле него важный мужик средних лет, с аккуратно начесанной и смазанной маслом бородой.

О его высоком общественном положении говорила соболиная шуба, украшающий голову малиновый атласный колпак, подбитый мехом черной лисицы и желтые сапоги из персидского сафьяна. Разрез колпака, застегнутый серебряными пуговицами, франтовато украшали жемчужные нити. На вопрос надо было обязательно отвечать, потому, что важного мужика сопровождал стрелец, вооруженный бердышом.

— В чем дело? — поинтересовался у мужика, вышедший подышать свежим воздухом Бекман.

Он был недоволен тем, что посольство не встретили. Через английских купцов, убывавших в Россию ранее, воевода Петр Нащокин был предупрежден о сроках возвращения посольства.

— А кто ты, мил человек? — нагло поинтересовался мужик.

— Я, сейчас прикажу тебе дать батогов, и ты сразу узнаешь, кто я! — рассвирепел вышедший из себя Бекман. — Я посол государя Всея Руси и великого князи Федора Иоанновича в Англии!

Мужик мгновенно изменился в лице и упал на колени перед послом: — Прости батюшка! Не признал!

— Не суди его строго Елизар Романович! — внезапно вмешался в разговор, подъехавший с группой всадников дородный богато одетый воин. — Это я виноват!

Он спрыгнул с коня и обнял Бекмана:

— С возвращением на родную землю друже!

Это был Петр Афанасьевич Нащокин, новохолмогородский воевода. Бекман прижал к себе Нащокина. Они были знакомы еще с детства.

— Что это у тебя беспорядок такой Петр Афанасьевич! — пожурил воеводу Бекман. — Слуги борзые и никто не встречает!

— Да прости ты моего таможенного голову Борьку Щепоткина ради Бога! — взмолился Нащокин. — Государственный человек, мой первый помощник!

— Иди с Богом! И больше мне не попадайся! — разрешил таможеннику Бекман.

Таможенный голова вскочил на ноги, несколько раз поклонился Елизару Романовичу и скрылся в собравшейся толпе.

— Кроме меня, нет здесь людей важнее его! — объяснял Бекману Петр Афанасьевич. — Он главный сборщик налогов на этой таможне. Подчиняется только Москве. Без него и я ни копейки на государственные нужды из пошлинных денег взять не могу. Все ему должны!

Корабль датский сюда за две недели до тебя приходил! Так вот гости с того корабля говорили, что тебя и посольство, захватили морские разбойники и где-то держат в плену!

— Поспешили желаемое за действительное принять негодяи! — возмутился Бекман.

— Ну, что мы стоим Елизар Романович! От разговоров сыт не будешь! Истосковались наверное в море ты и все твое посольство по настоящей земной еде? Бери своих помощников, на коней и ко мне! Стрельцов твоих тоже пристроим! — предложил Нащокин.

Попрощавшись с капитаном "Дианы", Елизар Романович с Алферевым и Бежецким, оседлав коней, которых им уступили слуги воеводы, поехали вслед за Нащокиным в острог.

Посольство разместили в хоромах воеводы. Банька, которую предложил им слуга воеводы, была настоящим наслаждением. Она располагалась под крепостными стенами, на берегу Двины. Воеводин банщик знал свое дело. Распаренные, сгорающие заживо Елизар Романович, Алферев и Андрей выбегали на улицу, где он обливал их ледяной двинской водой. После бани их пригласили на обед. На столе стояли соленые грибы, свежие ягоды, медовые напитки и квас. Слуги подавали к столу жареных гусей и куропаток, жареного поросенка, блюда из речной и морской рыбы, угощали гостей заморскими винами. У Андрея, от такого разнообразия, после безвкусной английской пищи и морской диеты на сухарях и солонине, слюнки потекли!

— Царский стол! — выразил свое мнение по поводу угощения Алферев.

— Ешьте дорогие гости! Жирку набирайте, а то скоро рождественский пост! — угощал их хлебосольный воевода.

Здесь на обеде, Елизар Романович представил Нащокину юношу.

— Знавал я твоего батюшку! Хороший был человек! — признался Петр Афанасьевич. — Жаль, что не дожил он до этих дней!

Его потрясла история, рассказанная Андреем.

— Сдается мне князь, — сказал он, выслушав Бежецкого, — что все твои несчастья от чьей-то злой воли. Доказать причастность злодея к этому не просто, но определить легко! Достаточно задать себе вопрос мудрых римлян "Cui Prodest!". Я думаю переводить не нужно. Здесь все знакомы с латынью. Ты сам на досуге реши, кто он? Думаю, не ошибешься!