Иван Оченков - Домъ, милый домъ [СИ]

— Вашему делу или Ипполиту?

— Зачем ты так? — нахмурилась девушка. — Мы с ним свободные люди и ничем не связаны кроме общего дела. Он не раз мне сам об этом говорил.

— Хорошо пристроился, — хмыкнул в ответ Будищев.

— Ты ревнуешь?

— Сама-то как думаешь?

— Но это – мещанство!

— Послушай меня, Геся. Я про свободные отношения знаю больше, чем ты можешь себе представить, и если ты хочешь этого, то я только за. Но пока мы вместе, я ни с кем не хочу тебя делить. Это понятно?

— Да, но…

— Никаких, «но»! Только ты и я.

— Но как же мои товарищи? Я не могу их предать…

— Блин, что за фигню ты несешь? Эти твои «товарищи» рано или поздно встрянут в какой-нибудь блудняк и тебя за собой утащат. И когда к тебе придут жандармы, а они придут, то моментально раскроют твою маленькую тайну с липовым лютеранством и тогда, поверь мне, мало не покажется!

— Откуда ты знаешь?

— Что знаю? Что иудейка Геся Барнес внезапно стала лютеранкой Гедвигой Берг? Ну, милая моя, тут трудно не догадаться! Кстати, кто тебе помог?

— Гиршовский.

— Я так и думал. Так вот, его ты тоже подставишь, если попадешься!

— Но что мне делать?! Ты себе представить не можешь, как угнетаем наш народ!

— Ой, вот только не надо мне рассказывать за угнетение! Никого в России так не угнетают, как русских крестьян. Вот уж, действительно, бесправные люди.

— Да что ты такое говоришь! Ты хоть знаешь, что такое черта оседлости?

— Нашла чем удивить. Её обойти – раз плюнуть!

— И как же это?

— Сменить веру, получить образование…

— Да как ты смеешь так говорить?! Сменить веру! Да что ты себе позволяешь, ты думаешь это так просто?

— Фрау Берг, не делайте мне смешно!

Последняя фраза Дмитрия на какое-то время заставила замолчать разошедшуюся Гесю, но, впрочем, ненадолго.

— Будищев, вы – негодяй! — сообщила она ему, через некоторое время.

— Я знаю.

— И евреи так не говорят!

— Ой, вей…

— И так тоже!

— Ну, хорошо, не буду, — примирительным голосом начал Дмитрий, но обидевшаяся Геся решительно откинула одеяло и принялась одеваться.

— Отвернись! — потребовала она.

— Не могу, — честно ответил молодой человек. — Ты слишком красива!

Великий князь Алексей Александрович газет почти никогда не читал, и вообще прессой не интересовался, а потому и представить себе не мог, что какие-то вздорные газетёнки могут доставить человеку его положения столько неприятностей. И даже когда «его обожаемая Зизи», явно нервничая, стала жаловаться на плоские намеки в газетах, он не придал этому значения. Но время шло, за спиной царского сына стали всё громче и громче шушукаться, и, чувствовалось, что если дело пойдет так дальше, то дойдет и до оскорбительных выкриков со стороны черни. Но это, как говорится, полбеды, а что будет, если обо всём узнает государь?

Надо сказать, что повод для беспокойства у великого князя был. Император Александр II хоть и славился своим милосердием, иногда становился твёрд как кремень. Взять хотя бы историю с кузеном Алексея – великим князем Николаем Константиновичем! [55] Николай Константинович Романов – сын великого князя Константина, брата императора Александра II, генерал-адмирала и председателя Государственного Совета. Был обвинен в краже фамильных драгоценностей и сослан. Есть версия, что перспективного молодого человека подставили. Конечно, в данном случае, до такого не дойдет, но, кто знает, как венценосный отец накажет непутёвого сына? А если в кругосветное плавание законопатит, подальше от Петербурга и Парижа? Бр-р… крайне неприятная перспектива!

И самый молодой контр-адмирал Российского императорского флота отправился к начальнику третьего отделения – генералу Дрентельну.

— Это чёрт знает что такое! — бушевал он, тряся газетой перед лицом шефа жандармов. — Я настоятельно требую, чтобы меня и близких мне людей оградили от беспочвенных обвинений!

Генерал попытался вставить хоть слово, но, закусивший удила принц не желал ничего слушать, так что приходилось подобострастно молчать, ожидая пока его гнев уляжется. К счастью, надолго Алексея Александровича не хватило и скоро он умолк.

Александр Романович Дрентельн занял эту высокую должность не так давно, после трагической гибели своего предшественника – Николая Владимировича Мезенцова. В последнее время, у него было много забот. Студенческие волнения перемежались с крестьянскими бунтами, террористы устроили настоящую охоту за высокопоставленными чиновниками, включая самого шефа корпуса жандармов, и на фоне этого плоские намеки по поводу высокопоставленных особ в петербургских газетах выглядели сущей мелочью, но… личное обращение великого князя так просто не проигнорируешь.

— Заверяю, ваше императорское высочество, — решительно заявил генерал, — что мы примем самые строгие меры и в самом скором времени, найдем и показательно накажем виновных!

— Ну что же, — удовлетворённо отозвался великий князь. — Надеюсь на тебя!

— Будьте покойны, — поклонился Дрентельн, внутренне покоробленный неприятной привычкой некоторых членов правящего дома тыкать всем, независимо от происхождения и занимаемой должности. — Я поручу расследование самым лучшим кадрам и сам лично прослежу за его ходом!

— Это правильно! Надзирать, неослабно надзирать!

— Слушаюсь, ваше императорское высочество!

…

— Кому прикажете поручить? — осторожно спросил адъютант, когда высокопоставленный посетитель покинул кабинет начальника.

— Даже не знаю, — пожал тот плечами. — Может быть этому, как его… ну, что недавно перевели?

— Штабс-капитану Вельбицкому?

— Да. Ему. Всё равно без дела сидит, вот пусть и займется.

Прежде старик Филиппов очень любил вечера. Оно, конечно, придешь с работы умаявшийся донельзя, но Стеша встретит с доброй улыбкой, нальёт в чашку свежеприготовленных щей и пока тот ест, рассказывает обо всём, что за день в слободке приключилось. А голосок-то, какой ласковый? Будто птичка щебечет!

А теперь вроде всё то же самое, а не так. И щи на столе, и дочка рассказывает, да только не про бабские разговоры у колодца, а про то, как они в Митькиной мастерской катушки мотали, а потом лаком их мазали и что из этого вышло. И как её Будищев, чтоб ни дна ему ни покрышки, хвалил за тщательную работу. И дернул же черт взять его на квартиру аспида! Собьёт девку с пути, как есть собьет!

— Степанида! — строго сдвинув брови, начал очередную нотацию Степанович. — Сколь раз тебе говорено, не ходить в эту трижды проклятую елестрическую мастерскую!

— Электрическую, — беззаботно улыбнувшись поправила его дочь.

— Чего? — не понял сразу старик.

— Я говорю, правильно – электрическую, или электро-техническую!