Иван Оченков - Домъ, милый домъ [СИ]

— Ага, понял.

— Вот и молодец. Заказов сегодня нет. Да и с этой кутерьмой вряд ли появятся. Так что вечером надо будет Стешу навестить.

— Я с тобой!

— Само собой. И тут вот ещё какое дело. Нам, возможно, уехать отсюда придется. Надолго. Поедешь со мной?

— А далеко?

— Очень.

— А Стеша?

— Семён не рви мне сердце. Если ей не полегчает, то лучше оставить в лечебнице. Там за ней хоть присмотрят.

— Прости, Дмитрий Николаевич, — как-то очень серьезно, по-взрослому ответил мальчик. — Только на кого я Стешу оставлю? А ещё мамка с сестренками малыми…

— Ну ладно, — покачал головой Будищев. — Я ещё никуда не уехал.

Антонина Дмитриевна, несмотря на помощь брата, с трудом выбралась из кареты и, тяжело вздохнув, направилась к дому. Последнюю ночь она провела у постели императрицы Марии Александровны и очень устала. Трагическая гибель сына тяжело сказалась на самочувствии её величества. Никто из приближенных или слуг не услышал от этой маленькой, но сильной женщины ни единой жалобы или стона, и лишь в некогда прекрасных глазах черной бездной плескалось отчаяние. Большинство подруг государыни давно умерли, царственный муж в открытую изменял ей, а теперь жестокая судьба забрала ещё и сына. Её бедное сердце не выдержало этого последнего страдания, и она тихо угасала на глазах своей камер-фрейлины.

Ноги плохо слушались графиню, и она непременно упала, если бы к ней на помощь не пришел высокий молодой человек с щегольскими усами.

— Держитесь за меня, — воскликнул он, протягивая руку.

— Благодарю вас, — начал было Вадим Дмитриевич, но тут же осекся, узнав Будищева.

— Я тоже рад вас видеть, — кивнул тот в ответ.

— Ах это вы, — всхлипнула Антонина Дмитриевна, с благодарностью приняв помощь. — Хорошо, что вы пришли поддержать нас в этой утрате.

Бывший унтер с бесстрастным лицом помог пожилой женщине добраться до дому, где его ношу тут же попытались перехватить слуги. Впрочем, это попытка не удалась, и молодой человек проводил графиню до гостиной.

— У вас, вероятно, какое-то дело? — сухо осведомился граф Блудов.

— Что с тетушкой? — обеспокоенно спросил Дмитрий, проигнорировав вопрос.

— Переутомилась. Они были очень близки с её величеством и … моя сестра, восприняла эту утрату близко к сердцу.

— Со мной все хорошо, — ответила графиня, немного отдышавшись. — А вы как?

— Да со мной-то, что сделается! — беспечно отмахнулся Дмитрий. — Молодой, здоровый, жениться вот собрался.

— В каком смысле? — опешил граф.

— В смысле, на девушке. Тоже молодой и красивой. Хотел с вами познакомить.

— Она что, здесь?

— Нет, конечно. Просто договорились бы о встрече.

— И на том спасибо. Впрочем, как видите, ваши матримониальные планы крайне несвоевременны.

— Это точно.

— Что же, очень хорошо, что вы это понимаете. Так что не смею задерживать.

— Есть ещё одна проблема.

— Час от часу не легче! Что вам ещё угодно?

— Да в лечебницу меня не пускают.

— В какую ещё лечебницу?

— Это моя вина, — вмешалась в перепалку Антонина Дмитриевна. — Со всеми этими трагическими событиями, я забыла отдать необходимые распоряжения.

— Мне, право, совестно вас беспокоить…

— Пустяки! Вадим, распорядись, пожалуйста, принести писчие принадлежности. До кабинета мне теперь не добраться, так что я напишу записку здесь. Этого будет достаточно.

— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? — сокрушенно вздохнул Блудов. — Просто сумасшедший дом какой-то!

Тем не менее, все необходимое было доставлено, и старая графиня принялась за работу. Покончив с письмом, Антонина Дмитриевна присыпала его песком и, убедившись, что чернила высохли, протянула послание Дмитрию.

— Берите. И, разумеется, как только позволят обстоятельства, я с большой охотой познакомлюсь с вашей избранницей.

— Спасибо. Она вам понравится.

— Не сомневаюсь, — фыркнул Вадим Дмитриевич.

— Ну, мне пора, — изобразил поклон Будищев.

Тетушка в отчет лишь слабо улыбнулась, а вот кандидат в отцы неожиданно вызвался проводить незваного гостя.

— Да я не заблужусь, — попытался отказаться тот, но граф шел вперед, не обращая внимания на возражения.

Дойдя до двери, он резко повернулся, и, прокашлявшись, спросил:

— Вы не передумали?

— Насчет чего? — прикинулся простачком Дмитрий.

— На счет переезда в Америку. Мое предложение остается в силе.

— Хм. А вы знаете – передумал. Пожалуй, я не прочь переехать.

— Вы серьезно?

— Ну а почему нет? Особенно, если прибавите тысяч пять.

— Наглец!

— Ваша правда. И в кого я только такой уродился?

— Не паясничайте!

— Ну а что мне остается? Трудное детство, голод, холод, отсутствие положительных примеров перед глазами…

— Довольно!

— Как скажете.

— Итак, вы согласны уехать из России?

— Согласен. Несите деньги.

— Но, я не храню в доме такие суммы!

— Это очень правильно с вашей стороны.

— Но я могу выписать чек.

— Боюсь, что этот вариант меня не устроит. Согласитесь, что, приехав в Америку, было бы крайне неприятно узнать, что вы его аннулировали.

— Да за кого вы меня принимаете? — возмутился граф.

— А вы меня? — улыбнулся в ответ Будищев.

— Хорошо, вы получите наличными. Но мне нужны гарантии.

— Хотите икону поцелую?

— Подите прочь! Когда все будет готово, вас известят.

— Вот это деловой разговор.

Как и следовало ожидать, записка графини Блудовой оказала на больничное начальство самое благоприятное действие. Во всяком случае, тяжелая, окованная железом калитка отворилась и Дмитрия с Сёмкой пустили внутрь лечебницы. Против ожидания, там оказалось далеко не так мрачно, как можно было подумать, но забранные решетками окна, неистребимый запах карболки, и хмурые физиономии санитаров, четко намекали, что здесь далеко не санаторий.

Когда они зашли в палату, Степанида Филиппова с безучастным видом сидела на кровати, обхватив ноги руками, и от всей этой позы чувствовалась такая безысходность, что даже ко всему привычному Будищеву стало не по себе. А Семён, тот просто кинулся к девушке и едва не плача спросил:

— Стеша, ты меня узнаешь?

— Сёма, — еле слышно прошептала она в ответ.

— Дмитрий Николаевич, она меня узнала! — радостно закричал в ответ парень, обернувшись к своему наставнику.

— Уже хорошо, — буркнул тот, внимательно разглядывая обстановку.

— Стешенька, родная, как хорошо, что тебе лучше, — радостно продолжал мальчишка.

— Не шуми, малец, — одернул его, сопровождавший их санитар. — Не положено тут кричать. Больные – они от крика могут и испугаться или ещё чего.

— Что, бывали случаи?

— Так, ить, сумасшедшие, — пожал плечами медработник.

— Чего-то она совсем осунулась, — обеспокоенно заметил Будищев.