Джулия Бойд - Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов

Он учился в Боннском университете, где изучал русский и сербский языки, а также занимался фехтованием. Большую часть времени Тойнби чувствовал себя подавленным и стесненным. Он принимал участие в демонстрации против Версальского договора, пел песню Хорста Весселя, отдавал нацистское приветствие («можно много чего сказать по поводу нацистского салюта, но он определенно развивает мускулы правой руки, в которой держишь шпагу» [417] Antony Toynbee, Diary, 5 November 1933, p.c. ), а потом неожиданно начинал интересоваться коммунизмом: «Надо будет попросить М рассказать мне о коммунизме, я не очень в нем разбираюсь. Если мне понравится идея коммунизма, я всерьез займусь его изучением. Было бы так захватывающе сделать что-то против этих ужасных нацистов» [418] Ibid., 14 February 1934. .

Через несколько месяцев Энтони наконец определился, по крайней мере, на какое-то время. 11 мая 1934 г. он написал в своем дневнике, что присоединился к коммунистической ячейке, которая только-только формировалась и планировала действовать под видом бридж-клуба. «Учитывая выбранное прикрытие, – продолжал Энтони, – было решено, что все участники должны научиться играть в бридж. Я не умел, поэтому М вчера меня научил». Члены ячейки планировали участвовать в восстании в Саарбрюккене, которое готовилось на случай возвращения Саара в состав Германии в результате плебисцита 13 января 1935 г. «Винтовки и пулеметы будут, скорее всего, французского производства, – писал Тойнби после очередной встречи «клуба игры в бридж». – Я сказал, что также можно использовать автоматы Томпсона, поскольку они идеально подходят для уличных боев. М упомянул, что в случае успеха восстания есть вероятность того, что некоторым из нас присвоят номинальные звания, принятые в Красной армии». Вся эта затея была, конечно, детской забавой. О несерьезности планов юных коммунистов говорит хотя бы тот факт, что Тойнби подробно описывал их встречи в дневнике.

Такая наивность могла бы вызвать симпатию, если бы не опасность, которой Тойнби подверг всех своих товарищей, особенно когда он жил в пронацистской семье. В любом случае сам Энтони никогда не верил ни в коммунизм, ни в восстание. «Все это звучит очень надуманно и маловероятно, – признался он в дневнике, – но об этом приятно размышлять, и даже, если в итоге ничего не выйдет, будет занятно потом перечитать эти записи».

Революционная карьера Энтони Тойнби закончилась, так и не начавшись. Молодой человек продолжил проводить время в Бонне, искать девушку, заниматься греблей («проплыли 46 километров до города Линц-ам-Райн на байдарке с фиксированными сиденьями») и пить с друзьями: «Под конец вечера мы попали в сомнительное, но занятное местечко в неблагополучной части города. В этом заведении было много евреев, поскольку в нем, в отличие от большинства мест в Германии, еще обслуживали неарийцев».

Тойнби сохранял на страницах дневника то, что поднимало ему настроение: «За весь серый ноябрьский день осталось два светлых воспоминания: вид на долину Рейна с горами на заднем плане, увиденный с пригорков вокруг Оберкасселя. Как раз наступала темнота, и в городе зажигались огни. Второе воспоминание: кладбище в День всех святых с горящими на могилах свечами. Было настолько красиво, что у меня появилось чувство, будто захороненные там люди не умерли» [419] Ibid., 1 November 1934. .

Бидди Барлоу выросла в интеллигентной семье и вышла замуж за одного из внуков Чарльза Дарвина Эразмуса Барлоу. В своих мемуарах Бидди размышляет о том, зачем родители отправили ее в те годы в Германию:

«Парадоксально, что в 1930-х гг. родители, придерживавшиеся либеральных взглядов левого толка, часто отправляли своих детей для расширения кругозора в нацистскую Германию. Моя сестра училась в Штутгарте, брат – в Тюбингенском университете, а Эразмус сразу после окончания школы жил недалеко от Шварцвальда в семье учителя» [420] Brigit Barlow, A Family Affair (Lewes: Book Guild Ltd, 1990), p. 46. .

Неужели родители этих молодых людей не читали газет? Или они считали, что нацистские бесчинства – просто ничто по сравнению с творчеством Шиллера и Баха? В случае с Бидди Барлоу родители, судя по всему, отправили дочь в Германию исключительно из прагматических соображений. Ее семья ненавидела Гитлера, боялась, что тот начнет новую мировую войну, и считала неприемлемой идею расового превосходства, но «курс обмена был выгодным» [421] Ibid. . Не вдаваясь в подробные объяснения, отметим, что многие британцы не смогли скорректировать свое традиционное уважительное отношение к немецкой культуре с реалиями национал-социализма. Несмотря на постоянно ухудшающуюся политическую ситуацию, молодые британцы находились в нацистской Германии вплоть до начала Второй мировой войны.

В сентябре 1935 г. первый секретарь британского посольства Ивон Киркпатрик [422] Киркпатрик получил ранение во время Первой мировой войны, но отказался от предложенного места в Бейлиол-колледже (одном из старейших колледжей Оксфордского университета) и снова вернулся на фронт. Он говорил с Рудольфом Гессом, когда тот в 1941 г. прилетел в Шотландию. В 1950 г. Киркпатрик был назначен Верховным комиссаром Великобритании в Германии. Закончил свою карьеру в должности постоянного заместителя министра иностранных дел. только что вернулся из поездки по Мекленбургу и Померании, во время которой проехал почти 1000 км и увидел «массу людей». Хотя Киркпатрик столкнулся с бедностью и недовольством, он решил, что фюрер полностью контролирует ситуацию в стране: «Сложно представить себе, какое политическое или экономическое событие должно произойти, чтобы Гитлер потерял власть». Киркпатрик считал, что новый «закон о гражданине Рейха» (а именно два печально известных Нюрнбергских расовых закона, по которым евреи теряли свои гражданские права) необыкновенно хитрый ход: «Каждый немец должен будет поддерживать политику властей, чтобы получить свидетельство о гражданстве, а после этого он должен будет поддерживать правительство, чтобы это свидетельство не потерять» [423] Kirkpatrick to R. F. Wigram, 17 September 1935, NA, FO/371/18858. .

Трумэн Смит, который тридцатью годами ранее стал первым американцем, взявшим интервью у Гитлера, теперь был военным атташе в посольстве США. Смит считал, что «в Германии пока еще нет полного единства», однако соглашался с Киркпатриком в том, что любая критика была направлена против партии, а не фюрера. По мнению Смита, главная проблема Гитлера заключалась в крайне низком уровне руководителей-нацистов, которых набрали из «отребья и головорезов», появившихся на политической арене после Первой мировой войны. Хотя эти полубандиты, ставшие гауляйтерами (главами региональных отделений Национал-социалистической партии [424] В 1935 г. было 33 гауляйтера, из них 10 были одновременно штатгальтерами, 5 оберпрезидентами и 2 (Геббельс и Руст) рейхсминистрами. Часто в гау сохранялись прежние власти, которые боролись за влияние. Такая мешанина компетенций и борьба за власть были в высшей степени присущи Третьему рейху. В любом конфликте гауляйтеры настаивали на личной ответственности перед фюрером и практически были полноправными хозяевами в своих гау, а не только партийными чиновниками. Некоторые из них были весьма популярны в народе, привлекая людей действенной социальной политикой и, конечно, демагогией. ) и министрами, были крайне непопулярны, как ни странно, недовольство ими не перерастало в недовольство фюрером. «Некоторые немцы, вне зависимости от класса, – писал Смит, – восхищаются этим странным человеком». Они приписывают ему положительные качества и верят вездесущей пропаганде [425] Truman Smith, An Estimate of the Inner Political Situation 1935–1936 , TSP, Box 2, Folder 1. .