Джон Джейкс - Рай и ад. Великая сага. Книга 3

– Нормально. Но я беспокоюсь за тебя, Стэнли. Ты плохо выглядишь. Мы так давно не разговаривали, а в городе ходит столько неприятных слухов…

– Слухов? – Он отшатнулся от нее, как преступник, увидевший наручники. – Каких еще слухов?

Вирджилия почувствовала запах чеснока, который он жевал – чтобы скрыть другой запах?

– О том, что ты сам себе вредишь. Устраиваешь затяжные пьяные кутежи…

– Ложь! – Тяжело дыша, он прислонился потным лбом к мраморной стене. – Наглая ложь!

Переживая за него и сожалея, что он неоткровенен с ней, Вирджилия тронула брата за рукав:

– Надеюсь. Ты известный, влиятельный человек, очень богатый и преуспевающий. У тебя теперь есть всё!

– А может, я не заслужил этого? Может, я вовсе не горжусь собой? Это тебе не приходило в голову?

Неожиданное признание поразило ее. Неужели Стэнли терзает чувство вины? Но почему?

Кто-то сзади грубо схватил ее за плечо. Вирджилия покачнулась, потеряв равновесие, но удержалась на ногах. Если бы она упала, поток людей, идущих с балкона, мог затоптать ее.

В каких-нибудь четырех дюймах от ее носа возникло длинное некрасивое лицо Изабель, пылающее яростью.

– Оставь его в покое, ты, шлюха ниггерская! Стэнли устал, вот и все. Нам не о чем с тобой разговаривать. С дороги!

Как офицер, муштрующий новобранца, Изабель схватила мужа за руку и потащила вниз по ступенькам. При этом она энергично работала локтями, расчищая себе путь. Стэнли пошатывался. Один раз он с виноватым видом оглянулся на сестру. Вскоре пара исчезла в толпе.

Вирджилия подумала, что никогда еще не видела брата таким измученным. Почему же все-таки успех достался ему такой дорогой ценой? – по-прежнему недоумевала она.

Подведение итогов завершилось на первой неделе мая. К этому времени уже все в Вашингтоне говорили только о сенатском суде. Одни уверяли, что он проделал отличную работу, другие называли заседания цирком и вакханалией. Полиция уже привыкла разнимать драки, вспыхивающие то тут, то там. С каждым поездом в город прибывали толпы любителей азартных игр, которые заполняли отели и делали ставки на исход процесса. Когда в понедельник, одиннадцатого мая, верховный судья объявил, что суд удаляется на закрытое заседание, наблюдался явный перевес в сторону оправдания.

В интервью «Стар» и другим газетам Сэм Стаут заявлял, что игроки ошибаются. Тридцать один голос за обвинение по крайней мере по одному пункту будет получен наверняка, говорил он.

В четверг Стивенс спрятался в сиротском приюте.

– Эти проклятые газетчики не оставляют меня в покое! Да и мои избиратели не лучше. – Он выглядел еще более уставшим, чем в прошлый визит.

– Как идет голосование? – спросила Вирджилия, наливая ему горячий травяной чай.

Он попытался поднять чашку дрожащими руками с набрякшими венами и старческими пятнами на кистях, но вскоре сдался.

– Тридцать пять точно. Все зависит от одного человека.

– От кого?

– От сенатора Росса…

– Эдмунд Росс из Канзаса? Он убежденный аболиционист.

– Был, – с пренебрежением уточнил Стивенс. – Росс утверждает, что будет голосовать по совести, и это несмотря на то, что его избиратели из Канзаса постоянно шлют ему телеграммы, грозя отозвать, если он проголосует за оправдание. Сенатор Померой пытается надавить на него, как и Союзная избирательная комиссия. – (Этот орган радикальных сенаторов и представителей был создан для того, чтобы рассылать письма местным партийным организациям, побуждая их оказывать давление на особо нерешительных сенаторов.) – Росс даже получал угрозы его жизни, – добавил Стивенс. – И не только он один. – Он посмотрел на Вирджилию измученными глазами. – Мы должны повлиять на Росса. Должны, иначе все это без толку и Бурбоны снова захватят Юг.

– Тад, нельзя так серьезно относиться к этому вердикту. Ваша жизнь от него не зависит.

– Именно зависит, Вирджилия. Если мы проиграем, я сдамся. У меня просто нет ни сил, ни желания снова начинать эту войну.

В субботу, шестнадцатого мая, за четыре дня до съезда республиканцев, Вирджилия проснулась задолго до рассвета и больше не смогла заснуть. Одевшись, она вышла из дома, который когда-то для нее оплачивал Стаут и откуда она уже давно подумывала переехать, чтобы избавиться от грустных воспоминаний. Хотя это был ее дом, он ей нравился и она вполне могла содержать его сама на жалованье, которое получала в приюте.

Она прошла через тихий квартал, где дома были уже меньше и беднее, и вскоре добралась до приюта. К ее удивлению, входная дверь оказалась незапертой. Она прошла на кухню, чувствуя запах кофе. Браун сидел за столом.

– Сципион? Почему вы здесь так рано?

– Не спалось. Я рад, что вы пришли. Нам нужно поговорить. Сегодня я должен отвезти Льюиса к его новым приемным родителям в Хейгерстаун.

– Я помню. – Она взяла у него кружку, которую он налил из эмалированного кофейника; когда его рука случайно коснулась ее ладони, он вдруг вздрогнул, словно обжегшись.

– Мне было бы спокойнее, если бы вы не ходили в Капитолий, – сказал он.

– Но я должна. Я хочу услышать вердикт.

– Это опасно. Там огромные толпы. Могут начаться беспорядки.

– Очень мило с вашей стороны так заботиться обо мне, но уверяю вас – со мной ничего не случится. Не волнуйтесь.

Он обошел стол и остановился рядом, глядя на нее сверху вниз. Казалось, ему трудно говорить.

– Но я волнуюсь. Намного сильнее, чем вы думаете.

Их взгляды встретились, и Вирджилия, потрясенная вдруг захлестнувшим ее потоком эмоций, в отчаянии поставила кружку на деревянный стол и выбежала из кухни. Она просто не знала, что делать с этими совершенно неожиданными чувствами, охватившими их обоих.

– Уже тридцать четыре, – тихо бормотал какой-то человек слева от Вирджилии. – Уэйтмана Уилли из Западной Виргинии я уже отметил… Теперь все зависит от Росса.

Кто-то зашикал на него, заставляя умолкнуть, а он все продолжал что-то сосредоточенно высчитывать на клочке бумаги. Перед началом поименного голосования Джордж Уильямс из Орегона предложил голосовать сначала по последнему пункту, содержащему несколько разделов, потому что если пройдет он, то пройдут и остальные. Изменение порядка одобрили.

– Сенатор Росс, – спросил верховный судья Чейз, – что скажете вы? Виновен или невиновен ответчик, президент Соединенных Штатов Эндрю Джонсон, в преступлениях, упомянутых в этом пункте?

Росс молчал. Это был невзрачного вида канзасец, ветеран союзной армии и влиятельный аболиционист, который выступал за насильственное переселение индейских племен. Вирджилия увидела, как Тад Стивенс наклонился вперед, побелев от напряжения. Росс откашлялся.

– Что вы скажете? – повторил Чейз.