Джон Джейкс - Рай и ад. Великая сага. Книга 3

Деревянная Нога дорисовал в счет зим изображение Торговой компании Джексона внутри типи под крошечной Шапкой Бизона. Снаружи добавил две фигурки, размахивающие томагавками, и третью – с руками-палочками, прикрывающими развилку палочек ног. Увидев эту часть картинки, Малыш на индейский манер прикрыл рот ладонями и захихикал.

Когда снежные сугробы начали таять, в деревню шайеннов, где зимовали торговцы, прискакал какой-то белый гость. Его приветствовали широкими улыбками и радостными криками. Матери поднимали повыше младенцев, чтобы те прикоснулись к черной сутане, видневшейся из-под накидки из бизоньей шкуры. Деревянная Нога познакомил Чарльза с седоволосым иезуитским миссионером.

Шестидесятипятилетний отец Пьер-Жан Де Смет был легендарной фигурой. Родился он в Бельгии, но еще в юности эмигрировал в Америку. В 1823 году он окончил католический колледж рядом с Сент-Луисом и начал свою знаменательную службу на Равнинах. Он не только обращал индейцев в христианскую веру, но и стал их преданным сторонником. Порой он добирался даже до долины Уилламетт. Для сиу, черноногих, шайеннов и других племен он был Черной Рясой, исповедником, посредником при встречах с белыми и просто другом.

У вечернего костра Де Смет проявил прекрасное чувство юмора и замечательное знание индейских обычаев.

– Мистер Мэйн, – сказал он, – уверяю вас: если индейцы грешат против белых, то лишь потому, что белые намного больше согрешили против них. Если они гневаются, то лишь потому, что белые спровоцировали их к этому. Других объяснений я не принимаю. Только когда жестокость перестанет быть для Вашингтона официальной политикой, на Равнинах может воцариться мир.

– Вы думаете, такое возможно, отец?

– Шансов мало, – ответил Де Смет. – Алчность слишком часто побеждает добрые намерения. Но я все равно продолжаю верить и убеждениям своим не изменю. Я буду бороться за царство мира, пока меня не призовет Господь.

На западе Миссури было три наиболее оживленные дороги. Старый сухопутный Орегонский тракт проходил по долинам реки Платт; к нему примыкал новый Бозманский тракт, ведущий к золотым приискам Монтаны. Тракт на Санта-Фе шел на юго-запад, к Нью-Мексико. Лежащая между северными и южными путями дорога Смоки-Хилл, названная в честь одноименной реки, вдоль которой она в основном пролегала, вместе с другими западными дорогами шла в направлении рудников Колорадо.

В мае шестьдесят шестого года Торговая компания Джексона, находясь еще в тридцати милях к югу от Смоки-Хилл, встретилась с другим белым. Этот толстый человек, ехавший в крытом фургоне, носил косы, а подстриженная надо лбом челка была густо смазана жиром и стояла торчком. Чарльзу он показался похожим на Санта-Клауса, который только что где-то хорошенько гульнул. Толстяк сердечно приветствовал их и предложил провести вместе ночь.

– Нет, спасибо. Мы спешим, Глин, – без улыбки ответил Джексон и подал компаньону знак ехать дальше.

Проехав мимо фургона, Чарльз оглянулся через плечо и с изумлением увидел, что из-под белого брезента на них смотрит индейская девочка лет четырнадцати или пятнадцати. Ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы она поменьше ела, а так несколько лишних подбородков делали ее похожей на взрослую женщину.

– Сразу видно, что вам этот человек не нравится, – сказал Чарльз. – Что, конкурент?

– Только не для нас. Он торгует спиртным и оружием. Зовут Септимус Глин. Одно время работал на агентство в Верхнем Арканзасе. Его даже Индейское бюро терпеть не может. Шныряет везде тайком, продает то, чего нельзя продавать, и постоянно меняет молодых девушек, обольщает сладкими речами, наплетет всякого, пока девчонка в него не влюбится, и увозит ее с собой. А потом продает, когда она ему надоедает.

– Я видел девушку в фургоне.

– Само собой, – с отвращением сказал Джексон, даже не повернувшись, чтобы убедиться в этом. – Из племени кроу наверняка. Он и волосы подстриг на их манер. Кроу – красивый народ, но он успеет изуродовать девку, пока наслаждается ею. А потом в шлюхи отдаст.

Чарльз посмотрел вслед фургону, который добрался уже до края серой равнины, и порадовался, что ему не пришлось общаться с Септимусом Глином. При встрече с Уиллой Паркер он обязательно расскажет ей, что не все белые эксплуатируют индейцев. Вот Джексон не такой. И тот иезуитский священник тоже. Он надеялся, что Уилле приятно будет это услышать, и с удивлением понял, что ему хочется доставить ей удовольствие.

До дороги Смоки-Хилл они добрались со всеми сорока шестью лошадьми, вырученными за проданные товары. Деревянная Нога то и дело повторял, что новый партнер принес ему удачу.

К югу от Смоки-Хилл ни одного белого, кроме Глина, они не встретили. Но когда выехали на дорогу, им пришлось двигаться на восток против потока из кавалерийских отрядов, фургонов переселенцев и дилижансов. Целый караван фургонов, ехавших по два и три в ряд, отказался уступить им дорогу, и торговцы погнали лошадей между повозками, глотая пыль. Дважды волы чуть не затоптали Фенимора. Две дорогие лошади сбежали.

Разъехавшись с фургонами, они остановились. Оба выглядели так, словно окунули лица в желтую муку; от пыли глаза казались больше, а белки – белее.

– Богом клянусь, Чарли, я никогда не видел столько переселенцев в это время года!

– Такое движение наверняка разозлит сиу и шайеннов, да?

– Верно, – кивнул Деревянная Нога.

Чарльз долго смотрел вслед круглым брезентовым крышам кативших на восток фургонов.

– Знаете, – наконец сказал он, – я испытал странное ощущение, когда те фургоны отказались уступать нам дорогу. Я вдруг понял, что чувствуют индейцы.

В тридцати милях от форта Райли они увидели первые столбы, отмечавшие путь будущей железной дороги. Примерно через каждую милю после этого они проезжали мимо уложенных в штабеля телеграфных столбов, которые ожидали установки. Один штабель успел превратиться в пепел и груду обгоревших остатков.

– Разговоры по проволоке индейцам не нравятся почти так же, как новые поселенцы, – заметил Джексон.

Они двигались дальше. Загорелый и обветренный после возвращения к жизни на воздухе, Чарльз чувствовал себя в полной гармонии с окружавшей его природой. Его тоска понемногу исчезала, уступая место вновь возрождавшейся энергии и интересу к жизни. Даже если он еще не исцелился полностью, выздоровление уже началось.

Утро выдалось теплое. Чарльз снял цыганское пончо, закатал рукава рубахи и, зажигая сигару, заметил, что в их сторону из прерии повернуло еще восемь фургонов. Это оказались армейские санитарные повозки на высоких колесах. Каждую тащили две лошади. Вокруг, образовав защитное кольцо, скакали солдаты.