Николай Курочкин-Креве - «Морские псы» Её Величества

Часть рабов распродали в привычной уже Санта-Марте, другую часть — в Пуэрто-Кабельо, восточнее великой лагуны Марикайбо, и остаток, наткнувшись на отказы в трёх портах, — в захолустном Лимоне, на севере Терра-Фирма.

А когда с пустыми трюмами, но полными серебряных песо в аппетитных тугих квадратненьких мешочках каютами казначеев английские суда шли домой, на меридиане Азорских островов повстречались с французской эскадрой.

Вид у неё был праздничный прямо. Вязаные паруса из разноцветной шерсти. С концов фор-марса-реев до самой воды свисают, колыхаясь от ветра, ленты контрастных, сравнительно с парусами, цветов. А на блинда-стеньгах — квадратные белые флаги с золотыми французскими лилиями. Суда свежепокрашенные и скульптуры на носах наново вызолочены, всё сверкает. Ну, не боевые корабли, а прогулочные яхты знатнейших господ!

Хотя, кроме как пиратствовать, французам ничем иным в водах океана, разделённого самим римским папой между Испанией и Португалией ещё три четверти века тому назад, заниматься поводов не было.

При встрече французы дружественно приспустили флаги на мачтах. Англичане ответили тем же — и вот с самого изукрашенного из французских фрегатов уже спустили шлюпку. Она быстро подошла к борту «Сити оф Йорка», откуда уж спущен был особый трап для почётных гостей — верёвки обёрнуты зелёным бархатом с серебряными кистями, и на каждом узле, связывающем верёвочную ступеньку-выбленку с тросом-основой, серебряная бляшка с золотым вензелем королевы Елизаветы.

Но тут два французских фрегата сделали поворот на четыре румба, чтобы не потерять ветер, — и в образовавшийся просвет англичане увидели в середине строя роскошных французских кораблей нечто несуразное само по себе и уж вовсе никак не соответствующее виду фрегатов...

Внутри строя находились идущие тесно, борт к борту, две (или нет, три. Три) приземистые бригантины с сильно заваленными назад мачтами. Чёрные корпуса и... И чёрные паруса! Это и само по себе мрачно, а уж рядом с «яхтами»... Бригантины подняли зарифлённые марсели — и сразу рванулись вперёд, как бичом подхлёстнутые. Продолжая присматриваться к этим странным судам, англичане разглядели, что и рангоут весь выкрашен в чёрный цвет, и такелаж весь дочерна просмолён и блестит всё, как лакированное. Это произвело на зрителей сильное, но тягостное впечатление. А тут ещё кто-то из матросов взволнованно завопил:

— Глядите на чёрных! Их носы!

И тут англичанам, закалённым в боях, побывавшим на краю известной части мира и всякого навидавшимся, стало вовсе... Ну, не то чтобы жутко, но всё же не по себе как-то. Потому что вместо привычных статуй святых, или стоящих на хвостах дельфинов, или морских коньков, носы этих чёрных судов украшали узкие зубастые морды хищных рыб. А чтобы не было в том сомнений, вдоль бортов большими белыми буквами было написано: «Барракуда» на ближней, «Щука» на средней и «Мурена» — на самой дальней от «Сити оф Йорка». На палубах чёрных бригантин, держась за снасти или картинно подбоченясь, стояли голые по пояс мужчины в замшевых узких и длинных, до щиколоток, штанах. Длинные чёрные волосы их были сколоты в пучки на затылках массивными шпильками. Кожа мужчин была ярко раскрашена.

— Только перьев в волосах не хватает! — тревожно сказал Бенджамен Грирсон. Да, разумеется. Каждый, кто хотя бы раз побывал в Новом Свете, не усомнился бы, что расписывали французов настоящие индейцы. Возможно, их и на борту полно. Хотя вообще-то индейцы неохотно идут в дальние плавания.

Только один-двое на каждой чёрной бригантине имели кожаные или меховые жилеты, наброшенные на обнажённый торс. Возможно, в знак командирского достоинства...

На носах, на поворотных платформах, — спаренные полукулеврины.

— А с огоньком-то у этих ребят негусто! — сказал капитан Лэпсток.

— Да. Причём на манёвре стрелять враз из обоих стволов никак нельзя: судёнышко столь легковесное, что его отдачей собьёт с курса, ещё и бортом черпануть может, — скептически сказал Бенджамен Грирсон, старший канонир «Сити оф Йорка». И с таким сочувствием это было сказано, что Фёдор подумал: «А надобно полагать, что господин старший канонир не единожды имел уже столкновения с командирами по поводу черпания воды открытыми орудийными портами подветренных бортов при свершении манёвра поворота под ветер!» Потом решил, что не меньше замечаний начальник судовой артиллерии имел и по поводу пожаров, начинающихся на боевых палубах при стрельбе, падения на палубу штурманских инструментов при неожиданном выстреле, преждевременном или опоздавшем и оттого отъединившемся от залпа, и прочих дел.

Но хотя сомнения Грирсона явно были порождены его особенным, канонирским взглядом на жизнь, резон в них был, и даже бессомненно был. Добавить к сему можно бы ещё и то, что сокрушить низкий борт бригантины можно парой ядер, — и тогда она пойдёт, голубушка, пить забортную воду, крениться и... Дальнейшее понятно, да?

Над бортами чёрных бригантин торчали поднятые пятиярдовые вёсла — на случай штиля.

— А если они и не собираются огнём неприятеля давить, — заметил второй помощник капитана (он же — старшина абордажной команды), Тимоти Брюстер. — Видите, абордажные мостики к каждой мачте с обоих бортов подвязаны? На ближний бой ребятки рассчитывают.

— Да. Себя не жалеют, — согласился адмирал Хоукинз, спустившийся с мостика на шканцы встретить французов.

Федяня поёжился. Он представил себе, каково это — карабкаться под огнём по почти отвесно стоящим мостикам на высоченный борт галеона. Это и при минимальном волнении опасно. А волнение есть в открытом море всегда. Только во внутренних гаванях да в прибрежных мелководьях, отгороженных от моря цепочками островков, — каковы, к примеру, ганзейские берега в Немецком море — и нет. К тому же ещё сверху на головы нападающим нещадно льют кипяток из чанов, колют пиками, цепляют баграми, валят помои и дерьмо... Бр-р-р! Действительно, они себя не жалеют — эти ярко окрашенные «чёрные»...

Но тут адмирал, непрестанно щипавший в раздумье свой жёсткий светло-русый ус, встрепенулся и сказал громко:

— А впрочем, нет, Лэпсток, они не так просты. Не больно они подставляются испанцам. Вот представьте себе бой с их участием. Они вполхода идут со спущенными марселями в тени фрегатов. С испанских кораблей их и не видно — тем более, что они сплошь чёрные. Подошли на полмили, подымают все паруса, рывок вперёд — и пока испанцы расчухают, что к чему и что это за гроб с траурными лентами из-за французского фрегата выплывает, — а они уж вошли в «мёртвую зону», ядра с галеонов летят над топами их мачт и можно отвязывать абордажные мостики...