Анри Люсне - Женщина-вампир [Вампирская серия]

Он взял крошечную ручку молодой женщины и, обняв ее за талию, увел в угол помещения и начал говорить вполголоса, чтобы не разбудить детей.

Лампа в виде пагоды из разноцветного стекла мягко освещала эту красивую пару: его — серьезного и решительного, ее — печальную и умоляющую.

Он был олицетворением силы и разума. Она — нежности и грации.

— Когда господин приказывает, рабыня должна повиноваться, — отвечала она кротким и покорным голосом.

— Ты не рабыня, Аннами, ты моя милая жена! Могу ли я позабыть, что ты облагородила меня в глазах твоей расы. Дочь царей, ты рисковала из-за меня потерять преимущество твоей касты. А ты говоришь о рабстве!

— Боги, тронутые моей любовью, устроили все. Я дрожу теперь за тебя! Предчувствия…

— Предчувствия женщины не должны препятствовать мечу мужчины, — прервал ее взволнованный Сен-Пьер.

Он вспомнил рассказ раджи и невольно начал сомневаться в благополучном исходе битвы.

Вошел Болье и объявил, что все уже готово для отъезда. Аниами, вздыхая, разбудила свою дочь.

Что же касается до мальчика, то он не спал и быстро приподнялся на своем ложе.

— Я не пойду! Я не хочу покинуть отца! Я хочу защищать его!

И с этими словами он подошел к отцу и крепко сжал его руку.

Ничто не могло поколебать энергической настойчивости мальчика. Потребовалось строгое вмешательство отца.

Настала минута прощания, слез и поцелуев. Наконец, Аниами с детьми отправилась в сопровождении Болье.

— Мужайся, — сказал себе генерал, проводя рукой по разгоряченному лбу. — Мы победим! День наступит еще через три часа, можно еще поработать!

Он вошел в свою половину и с удивлением увидал перед собой раджу.

— Я говорил уже тебе, что мне не придется быть свидетелем победы, — сказал ему индус, — но я хочу упрочить ее последствия. Для нашего дела требуется много золота. Для подобных завоеваний мало одного железа. Я делаю тебя хранителем сокровища, которое должно возвысить мою родину. Возьми, во-первых, вот это.

И раджа вынул из складок своего плаща длинный кинжал с рукояткой из золота и слоновой кости, изображающей идола с рубинами вместо глаз.

Крепкий и блестящий клинок представлял некоторую особенность: он оканчивался пятью остриями.

— Что мне делать с этим кинжалом? — спросил у раджи генерал Сен-Пьер.

— Это не только оружие, но и ключ. У истоков Корбудди, в глубине долины, находящейся между двумя горами, находится священная пещера. Вход в нее обозначен растущими перед ним банановыми деревьями. За первым деревом выступает кусок красноватой скалы. Ты сильно нажмешь его и перед тобой откроется узкое отверстие. Ты вползешь в отверстие и скоро очутишься в зале, освещаемой сверху. В самом темном углу ее находится камень с пятью отверстиями. Лезвие кинжала как раз подходит к ним. Ты потянешь его и камень повернется. В огромной яме лежит множество золота и бриллиантов.

Раджа умолк. Потом, готовый уже выйти из палатки, он обернулся и сказал:

— Прикажи получше стеречь себя. Я два раза приходил к тебе и никто не окликнул меня. Берегись!

Оставшись один, генерал Сен-Пьер снова взялся за свои карты и заметки.

— Один!

По крайней мере, он думал так.

Но около него, счастливый и гордый, находился его сын, смотревший из-за занавески на отца.

Ребенок покорно последовал за матерью и сестрой, но его покорность была лишь личиной, скрывавшей определенный замысел.

При повороте с одной тропинки на другую он быстро бросился в чащу и взлез на пальму.

Убедившись, что его не ищут в этой стороне, он бегом бросился к палатке отца.

Он слышал слова раджи и любовался обожаемым им отцом.

В то самое время, когда ребенок предавался своему безмолвному восторгу, а генерал изучал план завтрашнего сражения, в другом конце палатки раздался тихий шорох.

Тихо-тихо раздвоилось полотно палатки под клинком кинжала и в отверстии показалась голова с блистающими глазами.

Черный полуобнаженный человек неслышно подполз к генералу и одним прыжком очутился у его стола.

Тот упал, испустив глухой стон.

Ребенок видел падение отца.

Но он не пытался бежать, а бросился с кинжалом раджи и ударил им по лицу убийцы.

Напрасное мщение!

Человек схватил ребенка, поднял его и бросил в горевший перед входом в палатку костер.

Потом, взяв оттуда же пылающую головню, он бросил ее в воздух на чрезвычайную высоту.

В эту же самую минуту около палатки раджи поднялась такая же головня.

На этот двойной сигнал раздались звуки рожков и выстрелы.

Уснувшие часовые были застигнуты врасплох.

Лагерь подвергся нападению.

Англичане шли на приступ.

Испуганные неожиданным нападением, офицеры побежали к палаткам своих двух начальников.

Глазам их представилось ужасное зрелище.

Раджа лежал мертвый, удушенный шелковым шнуром.

Луи де Сен-Пьер лежал на земле, между плеч его был воткнут широкий кинжал.

Пораженные ужасом, обезумевшие от горя, офицеры не делали даже попыток к сопротивлению.

То не было сражение, то была безумная резня. Солдаты бросились бежать, поражая друг друга. Кровь текла потоками.

Когда взошло солнце и осветило эту сцену резни, отечество раджей вновь подпало под тяжелый скипетр Индийской Компании.

На севере от Мадраса, потерянное в густой зелени, высится большое белое здание.

Его архитектура и колоннады напоминают греческий стиль.

Широкое мраморное крыльцо ведет на обширную веранду. Наверху здания устроена терраса, на которой можно дышать благоуханным воздухом по вечерам.

Посредине террасы возвышается бельведер, с которого открывается вид на огромное пространство — вид на море и на его берега.

Позади здания кипит работа, исполняемая множеством слуг и невольников.

В данное утро мы тщетно стали бы искать в здании хозяина его — сэра Морица. Он на бельведере, который измеряет лихорадочными шагами.

Это его наблюдательный пост. На стене вывешен календарь с зачеркнутыми красным карандашом днями.

На столе стоит зрительная труба, направленная на море.

Сэр Мориц отходил от нее только для того, чтобы взглянуть на альманах или порыться в куче пожелтевших бумаг, лежащих недалеко, на бамбуковом столике.

— Но ведь это именно сегодня! — пробормотал он. — Все числа точны. Он сел на корабль 3 января в Бордо и должен быть здесь сегодня вечером. Он не может знать о моем нетерпении… да и для этого у него нет никаких данных… Ни одного паруса на горизонте… ничего!

И сэр Мориц нетерпеливо обращал в разные стороны свою зрительную трубу. Он вернулся к столу и снова принялся за перелистывание писем.

Воспользуемся этой минутой, чтобы описать его наружность.