Николай Буянов - Призванный хранить

— Попробуй опереться на карниз, — посоветовала Динара. — У тебя должно получиться.

Светка попробовала и жалобно ойкнула.

— Не могу, тут что-то мешает. Верёвка какая-то...

— Ещё новость, — фыркнул Казбек. — Страховочная верёвка ей помешала, экстремалка чёртова...

— Не страховочная, — рассердилась Светка. — Тут рядом ещё одна — старая, лохматая. Не наша.

— Не выдумывай.

— Правда. Иди сюда, сам увидишь.

Казбек поворчал под нос. Смысл сводился к тому, что иметь в группе победительницу конкурса красоты — это как носить на голове шапку Мономаха: почётно, но хлопотно, и шейные мышцы быстро затекают.

Светка окончательно обиделась и встала, едва не уперев руки в боки — теперь уже из принципа.

— Ладно, — сдался Казбек. — Спускаюсь. Заодно и верёвку добуду: может, и в самом деле какие-нибудь лопухи забыли снять...

Светочка не ошиблась: чужая верёвка и впрямь имелась в наличии. Верхний её конец был закреплён на гребне, обмотанный вокруг скального выступа, нижний терялся в глубокой продольной трещине, прочно заблокированной когда-то рухнувшей сверху ледяной глыбой. Казбек присмотрелся повнимательнее и удивлённо присвистнул: там, за слоем льда, темнело Что-то большое, расплывчатое и почему-то жутковатое...

— Может, пойдём отсюда? — нервно предложила Света. — Ну её, эту верёвку.

Казбек молча пнул глыбу ногой. Потом с размаха, будто бы даже со злостью, ударил ледорубом. Один раз, другой, третий... После пятого удара глыба нехотя раскололась. Светка отшатнулась и оглушительно завизжала — так, что её вопль на секунду оглушил остальных. Динара и Паша Климкин проворно съехали вниз и встали рядышком, не говоря ни слова. Визг продолжался — в другое время на Светку цыкнули бы: в горах нельзя громко кричать. Горы — это тысячелетняя мудрость, это благородная седина, тишина и подлинное величие, это колоссальные массы снега, готовые сорваться вниз от любого неосторожного движения...

Видимо, Светочка в конце концов осознала это и замолчала, будто выключился некий механизм внутри.

В трещине висел человек.

От неожиданности Казбек тоже едва не вскрикнул и не выставил перед собой ледоруб, наподобие автомата. Однако через секунду понял, что человек мёртв — мёртв давно, наверняка не меньше полувека. В этих местах, где властвовали лишь камни и снег, не было разложения, и время превратило человека в обтянутый пергаментной кожей скелет. Если его не потревожить, он останется таким до Страшного суда, или пока на Землю не упадёт обещанный западным кинематографом гигантский астероид.

Казбек подошёл поближе. При жизни человек был альпинистом: грудь, прикрытую лохмотьями камуфляжа, стягивала обвязка, за плечами виднелся чёрный от времени рюкзак, а к поясу слева был пристегнут айсбаль старого образца, какими пользовались ещё в тридцатых годах. На шее висел облитый прозрачной ледяной коркой немецкий автомат. Антон сто раз видел такие в фильмах про войну.

— «Эдельвейс», — глухо сказал Казбек и сплюнул сквозь зубы. — Я слышал, в этих местах были бои в сорок втором...

— И он здесь с тех пор? — суеверно удивился Паша Климкин. — Что же его до нас никто не обнаружил?

Казбек в раздумье дотронулся до верёвки, на которой висел немец.

— Наверное, его подстрелили при спуске. Дул ветер, труп раскачало и занесло в трещину. Потом солнце пригрело и свалило сверху глыбу льда. Мы бы тоже прошли мимо, кабы не Светочка. Так что мои поздравления, красавица. Можешь назвать находку своим именем.

— Дурак, — с достоинством отозвалась Светочка.

Они были молоды — даже их отцы, выросшие в стремительные пятидесятые и ласковые шестидесятые, и то не все застали прошлую войну. Только деды — та небольшая часть из них, кто сумел выжить и вернуться... А что — деды? Антон, например, своего видел только на старенькой крупнозернистой фотографии, когда пару лет назад с вялым любопытством листал семейный альбом.

Так что генетическая память благополучно помалкивала, и немец-«эдельвейс» отнюдь не ассоциировался с врагом. Романтическая натура Светочка даже повлажнела глазами (правда, тем и ограничилась: берегла французскую тушь), раздумывая про себя, каким покойный был при жизни. Наверняка блондин с голубыми глазами. Наверняка высокий, с широкой безволосой грудью и восхитительно мужественным подбородком, раздвоенным, как ледник Сванетский Асмаши...

Они осторожно сняли его с верёвки и уложили на лёд, предварительно освободив от рюкзака и автомата. Тело было совсем лёгким — вряд ли оно весило больше, чем рюкзак. Они опасались даже, как бы оно не рассыпалось... Нет, не рассыпалось: лежало у ног смирно и тихо, сложив на грудной клетке высохшие кисти, похожие на птичьи лапки. Казбек пошарил у него в нагрудном кармане и извлёк на свет некий тёмный отсыревший комок. Положил себе на ладонь и бережно разгладил — комок постепенно превратился в плохо сохранившееся удостоверение с едва проступающим орлом на обложке. Орёл держал в лапах свастику.

Чернила внутри давно расплылись, лишь несколько букв с трудом, но ещё можно было разобрать.

— Обер... — пробормотал Казбек, вчитываясь в текст. — Обер... Не пойму. Видимо, лейтенант. Арик Вазен или Вейзен... Группа армий «А»... Zebensmittel... Ага, поставлен на пищевое довольствие... Дальше неразборчиво. А это, наверное, его невеста. Какая-нибудь Марта-Бригитта-Кэтрин-Клара. Идиот, кто же таскает фотографию своей девушки по вражеским тылам?

— Дай посмотреть, — живо заинтересовалась Светка, лет с десяти не терпевшая выпадать из центра всеобщего внимания. — Да, не хай-класс. Ротик маловат, лоб слишком выпуклый (глаза, правда, неплохи). Никогда не думала, что арийки выглядят точь-в-точь как наши девчонки из провинции. Вот руку на отсечение могла бы отдать, что она из русских!

— Перестань, — поморщился Антон. Ему вдруг стало неприятно. — Давай положим назад.

— Почему? — Светка немедленно надула губки.

— Да как-то... Будто в замочную скважину подглядываем.

Он отошёл к краю ледника, высматривая что-то у кромки скал — там, на границе льда, была неширокая полоска каменистой земли.

— Ты что? — спросил Казбек.

— Похоронить бы, — задумчиво отозвался Антон. — Вон там можно могилу выкопать. У тебя вроде была сапёрная лопатка?

— Вот ещё! — вдруг яростно встрял Паша Климкин. — Стану я возиться со всяким фашистом!

— Тебя никто и не просит, — отмахнулся Казбек и тут же с сомнением почесал затылок. — С одной стороны, Пашка прав: фриц — он и есть фриц. Мой дед, кстати, воевал с ними на Кавказе. А с другой — как-то не по-людски оставлять его здесь. Вроде не по-христиански... И потом, вряд ли этот парень эсэсовец: обычный солдатик, приказали — он и припёрся сюда, сам не зная зачем... Ладно, решено, я беру лопату. Антон, поможешь?