Николай Буянов - Призванный хранить

— Аккер, — тихо позвал он. — Скажи, кто расписывал этот храм?

Горец немного подумал.

— Говорят, будто лет триста назад сюда через Клухорский перевал пришли византийские монахи-миссионеры. Они построили церковь и принялись обращать окрестные племена в христианскую веру. Горцы не захотели поклоняться чужому богу. И когда аланский царь Аббас возложил на себя крест, его народ восстал. Миссионеров перебили, но храм уцелел. И простоял ещё сто лет, пока монахи, посланные царём ромеев, снова не пришли. Наверное, один из них и был тем мастером. Жаль, имени его не сохранилось.

— А женщина... Ну, с которой он писал Богородицу — кто она была?

Аккер махнул рукой.

— Там, за перевалом, когда-то стоял большой город. Им правила царица Регенда. Византийский живописец, приглашённый в её дворец, восхитился её красотой и перенёс на свою фреску. Правда, это только предание, но — кто знает. Она погибла через несколько лет после постройки храма. Монголы осадили город, взяли его штурмом, перебили жителей, а Регенду повесили на воротах. — Аккер помолчал. — Я слышал, дело не обошлось без предательства, но подробностей не знаю. Да, наверное, и никто не знает.

— Неужели никто не уцелел? — спросил потрясённый Антон.

— Нет, — неожиданно резко ответил горец. Антону показалось, будто он пожалел, что разоткровенничался с чужеземцем. Однако любопытство и — ощущение близкой разгадки, почти озарения — взяло верх, и Антон крикнул в удаляющуюся спину:

— А когда это произошло?

— Десять лет назад, — услышал он ответ. — Оставил бы ты это, чужеземец. Тебе никто не говорил, что прошлое ворошить опасно?

Антону приснился большой город. По всем признакам — тот самый, о котором упоминал Аккер. Высокие стены с башнями, посады купцов и ремесленников, харчевни и лавки со множеством товаров, рыночная площадь, заполненная пёстрой толпой, и широкая мощёная улица, ведущая к замку правительницы. И он сам, Антон Изварин, в длинной одежде странника и художника. За плечом, в холщовой сумке, вместе с нехитрой едой на дорогу — кисти, краски, куски холста и кусочки древесного угля для наброска эскизов.

Ноги в стоптанных башмаках ощутимо гудели от долгой ходьбы — ну, да к ходьбе ему было не привыкать. Новые лица и новые впечатления манили вперёд, сердце стучало учащённо, в предвкушении чего-то важного — надо думать, встречи с царицей. Говорят, она очень красива, эта аланская царица, а слава о её мудрости достигает побережий обеих великих морей на Западе и Востоке...

Чудно, но город был ему знаком. То есть, согласно сюжету, он попал сюда впервые, но эта площадь, и эта оружейная лавка (Антон заметил перед ней двух покупателей: чернобородого смуглого мужчину, одетого, как для длительного путешествия, и мальчика — босого, но несущего через плечо связанные бечёвкой хорошие сапоги), и широкая дорога, упирающаяся в подъёмный мост пред воротами замка, — всё это Антон легко узнавал. Потом его осенило: рукопись. Он читал об этом городе в рукописи, той, что оказалась в рюкзаке убитого «эдельвейса». Даже имя автора всплыло в памяти: Рашид ад-Эддин, летописец, прорицатель и бывший визирь при дворце какого-то там то ли шаха, то ли эмира.

Бородатый путешественник купил мальчику тифлисский кинжал, а себе — золотой браслет с застёжкой в виде коня. Потом оба направились к корчме с серебряной подковой на вывеске. За ними по пятам брёл белый ослик с трогательной умной мордочкой. Ослик был старый: шёрстка местами свалялась, а местами вовсе вылезла, оставив тёмно-розовые проплешины, и шёл он медленно, осторожно щупая мостовую стёртыми копытами.

Антон бездумно шагал вслед за ними, вертел головой по сторонам, кого-то случайно толкал, кто-то толкал его. Пару раз у него чуть не срезали сумку с плеча — как дома, восхитился он, где-нибудь в районе Казанского вокзала...

Ноги привели его к корчме — той, с подковой на вывеске. Судя по антуражу, хозяин её был выходцем из Средней Азии. Прямо на полу, на расстеленной скатерти, стояли блюда с пловом, мелко нарубленным мясом и сладостями, здесь ели и пили, смеялись, беседовали и ругались (однако вполне пристойно, без рукоприкладства), совершали и расторгали сделки. Антона никто не заметил: то ли все были слишком заняты собой, то ли он и в самом деле путешествовал невидимкой — во сне и не такое бывает. Его недавний знакомец, чернобородый мужчина, о чём-то разговаривал с хозяином. Тот все подливал гостю зелёного чая и подкладывал яств из чеканных блюд. Картина выглядела вполне мирно, почти по-домашнему, но Антону почему-то стало не по себе. Словно по соседству поставили клетку с гремучей змеёй: знаешь, что из клетки ей не сбежать, а всё равно...

Главного он не понял: откуда исходит угроза. И для кого. Мне-то бояться нечего, рассудил он, дальше фронта всё равно не пошлют. А потом вдруг увидел сам. Только был он уже в другом месте: в саду, где чернели стволы старых яблонь и густо летел на землю белый цвет. Возле ажурной беседки в глубине сада стояла женщина. Длинные волосы, уложенные в замысловатую причёску, скрывали её лицо, но вот она повернулась, в светло-карих глазах вспыхнули искорки, и она в упор посмотрела на Антона. Да, это точно была она — женщина с фрески в полуразрушенном храме на склоне горы. Брови её удивлённо приподнялись, и она спросила непонятное:

— Баттхар?

Он неуверенно покачал головой.

— Нет, меня зовут Антон.

— Правда? — Она казалась разочарованной. — А я была уверена... Ты очень похож на своего отца, царя Исавара. Как ты вошёл сюда, минуя стражу? Хотя, что я спрашиваю...

— Послушайте, — горячо заговорил Антон. — Вам грозит опасность. Не знаю, какая именно, я просто чувствую...

— Нам? — она обернулась. — Почему ты так говоришь, будто меня здесь много?

Прокол, с неудовольствием подумал Антон. И нешуточный...

— Мне кажется, твой брат хочет убить тебя, — твёрдо сказал он. — Думаю, это он нанял убийцу, который напал на тебя во время пира. Ведь никто не знает, действительно ли он спас купца Ханафи от разбойников — всё это могло быть подстроено...

— Я не боюсь, — с улыбкой произнесла Регенда. — Господь послал мне человека, рядом с которым я чувствую себя защищённой. Я верю, он не предаст меня, что бы ни случилось.

Антон открыл глаза. Было темно, и стояла тишина, лишь едва потрескивал очаг. Он автоматически бросил взгляд на запястье — чёрт, часов нет, таможенный контроль изъял при досмотре... Ясно одно: ночь. Время тайных страстей и неожиданных разоблачений.

Разговаривали снаружи. Тихо, почти шёпотом, но Антон услышал.

— На нас напали, как только мы выкопали его из-под лавины. Он был одет не по-нашему и не знал самых простых вещей...

— Ты подозреваешь, что он монгольский разведчик? Но он сражался против них на переправе и не дал схватить нас, когда мы выбирались из капища. Как ты это объяснишь?