Александр Тамоников - Кровь на Дону

— Но тогда это не может быть большой отряд. Как они напали на переволоку?

— Сотник Гамир говорил, что большинство воинов было убито стрелами, — подал голос гонец.

— Лучники. Десяток на средний участок, десяток на крайний, хорошим лучникам уничтожить и полусотню по десяткам не сложно. Значит, против нас выступили где-то десятка два или три.

— Послать своих людей на их поиски?

— А смысл, Адир? Сделав свое черное дело, они наверняка ушли в степь, где затаились. Надо не искать их, а с утра усилить охрану невольников.

— То сделаем, господин.

Слуга доложил, что нукеры привезли пятерых пытавшихся сдаться в плен ратников десятка Наби Худри.

— Пусть ждут во дворе, сейчас выйду.

Слуга скрылся. Вышел и сотник Вахир, и гонец.

А мурза стал облачаться в боевые доспехи. Одевшись, он вышел во двор. Нукеры стояли полукругом, а перед ними на коленях — безоружные крымчаки. Головы опустили, рубахи разорваны.

— Значит, хотели в плен сдаться? Но вы хуже ослиного дерьма, если чужаки побрезговали вас взять. Кто подал клич сдаваться?

— Десятник Худри, — проговорил один из ратников.

— Что ты сказал, пес?! Худри наказал сдаваться в плен?!

— Да, господин.

— А сам десятник пал под стрелами или саблями врага?

— Он сначала дал наказ сдаваться, а потом его пронзила стрела.

— Врешь, собака! Ни Худри, ни какой-либо другой десятник никогда не стал бы приказывать воинам сдаваться. Они, напротив, убили бы тех, кто только заикнулся бы о том.

— Но так было.

Сотник Вахир наклонился к мурзе:

— Дозволь, господин, я переговорю с ними.

— Говори, но недолго.

Адир подошел к крымчакам, стоявшим на коленях:

— Кто скажет правду, тому обещаю жизнь. Ну?

Сначала татары молчали, потом самый молодой не выдержал:

— Я скажу, я все скажу!

— Говори, — кивнул сотник.

Ратник рассказал, как все было, и спросил:

— Я прощен, господин? Ты же выполнишь обещание?

— Я-то выполню, — усмехнулся Вахир. — А вот мурза? За него я не вправе решать.

— Казнить! — наказал Умар Шалар.

К стоявшим на конях подошли пятеро нукеров и, задрав изменникам головы, перерезали им горло. Тела повалились на землю, обильно обагряя ее кровью, забившись в судорогах.

Сотник поцокал языком.

— Ты чем-то недоволен, Вахир? — взглянул на него мурза.

— Не надо бы сейчас и здесь. Надо было бы перед ратью, работниками, полонянами, на площади. Чтобы все видели, какое наказание ждет за измену.

— Буду я еще возиться со всяким дерьмом. Убрать их! Утопить в Дону!

Нукеры потащили трупы к причалу.

— Что делать утром, понятно? — обратился мурза к Вахиру.

— Да, господин.

— Сотникам передашь, чтобы выслали в поле разъезды. Я в дом, еще не закончил с наложницей.

— Мне держать нукера, который позднее выбросит еще один труп в реку? — усмехнулся Адир.

— Это есть кому сделать.

Когда мурза ушел, сотник усилил охрану дома и лег спать.

Особая дружина и казацкая сотня подходили к Карандару не спеша, по десяткам. Впереди — головные дозоры из десятка казацкого ертаула. Вышли на берег Дона.

Один из разведчиков казаков, Василь Пекарь, подал сигнал остановиться. К нему, спрыгнув с коней, подошли Савельев и Малюга.

— Что у тебя? — спросил сотник.

Они стояли в зарослях можжевельника, что короткой полосой разрезал поле у берега, далее кусты росли уже вдоль самой реки.

— Пост охранения басурман, — ответил казак.

— Где?

— Прямо у городьбы южной околицы в двадцати саженях от реки, в яме, обложенной мешками с песком.

Савельев и Малюга присмотрелись. С трудом, но заметили двух крымчаков, сидевших на посту.

— Ну, и глаз у тебя, Василь! Надо же, разглядел-таки пост, — похвалил князь.

— Потому как один из басурман встал, отошел, присел на корточки и справил нужду. И что это у них за привычка справлять малую нужду сидя?

— Такая вот привычка. Еще посты есть?

— Нет, по околице нет, вдоль берега не видно, там проверять надо.

— Снимем, Дмитрий Владимирович? — повернулся к воеводе Малюга.

— Ну, не на трапезу же праздничную их приглашать?!

— Мои люди пойдут?

— Нет, ближе дружина, сейчас отправлю ратников.

Савельев вернулся к дружине и позвал:

— Горбун!

— Да, князь? — возник рядом ратник.

— Впереди пост охранения крымчаков, два басурмана. Один снимешь их?

— Запросто.

— Не хвались, подумай.

— А что думать? Впервой, что ли? Где этот пост?

— Дойди пешком до дозорного, что в полосе кустарника. Это Василь Пекарь, он покажет. Как подобраться к басурманам, тихо прибить их, решай сам, но чтобы ни писка слышно не было.

— Не волнуйся, князь. Сделаю.

— Давай!

Горбун снял с коня свой шестопер, помахал им, довольно ухмыляясь, привязал коня, пошел к кустам и лег рядом с Пекарем.

— Где пост, казак?

— Тебя, что ли, послали прибить крымчаков?

— А что, не ждал?

— Одного мало.

— Князь знает, кого посылать.

— Ныне светает рано, еще немного и наступит утренняя заря, станет светло.

— А мне плевать! Так, чего у нас до селения? А то, что треба, балка справа. Пойдет такое дело.

— Но она уходит на восток.

— Ерунда, есть и канавы, и ямы. Гляди, казак, как бить басурман надо.

— А ты, вижу, похвалиться любишь, тем и охмурил нашу Лидуху?

— Ничего ты не понимаешь, казак, меж нами любовь.

— А, ну, если любовь, то конечно, — тихо рассмеялся Василь. — Только иметь Лидуху для жизни вредно. Чего не так, врежет и собьет с копыт.

— Все, хорош болтать, не на завалинке у вас в станице, — оборвал его Горбун, взял в руку шестопер, замотал бечевой руку, дабы не сорвалась булава с шипами, в другую руку взял нож и сказал: — Пошел!

— Удачи!

— Угу!

Горбун пролез сквозь кустарник, нырнул в балку. Пекарь внимательно следил за происходящим. Впереди рядом пристроился десятник ертаула Перелыга:

— Чего, Василь?

— Ушел ратник. Тот, что с Лидухой милуется.

— И куда делся? Не вижу.

— Покуда в балке, а как будет выходить на сей пост, ума не приложу. Светает быстро, его легко могут заметить.

— Князь кого ни попадя не пошлет на такое дело. Да у него все воины сильные.

— Не лучше нас, — буркнул Пекарь.

— Лучше, Василь. И это след признать и не задирать нос. Все же особая царская дружина. Знал бы ты, сколь она басурман да разбойников с изменниками побила. В малой ногайской орде шума наделала.

— Что? Это два десятка ратников?

— Семнадцать. Возчики у них на крайний случай.

— Да-а, лихие мужики!

— А то! И воевода не кто-нибудь, а сам князь, ближний к царю.

— Вот и говорю, дела.

— Но где же ратник?

— Шут его знает, пропал.

И тут Горбун резво выпрыгнул из канавы, что была в трех-четырех саженях от поста. Крымчаки не успели выхватить сабли, как страшная булава с шипами проломила их головы. Два взмаха, два удара, и от дозорных осталось кровавое месиво.