Александр Тамоников - Кровь на Дону

— Слушаю тебя, Андрей Михайлович, — обратился к гонцу воевода.

— До того, как передать слова Петра Семеновича, я должен знать планы дружины совместно с сотней, — ответил тот.

— На что они тебе?

— Дабы привести их в согласие с планом князя Серебряного.

— Добре, — кивнул Савельев. — Мы нанесли три удара по Карандару и переволоке, на начальном этапе работ басурман от Дона. По моим расчетам, уничтожено около полутора сотен турок и крымчаков, последних больше, пожгли все суда, что стояли у Карандара, причал, десятка полтора хат. После чего, по договоренности с князем Серебряным, отошли сюда. Но у меня есть план еще одного удара, на этот раз по Самаку, который должен на длительное время разладить действия турок и крымчаков на переволоке и переброску судов по реке.

Сын боярский сотник Калачев, вопреки ожиданиям князя и сотника казаков, не выказал ни удивления, ни восторга. Лишь кивнул:

— Петру Семеновичу уже известно о том, как вы побеспокоили басурман, и он доволен.

— Но откуда? — удивились Савельев и Малюга, прошел-то всего день. Даже гонец не успел бы сообщить князю о деяниях на переволоке.

— Когда вы на рассвете громили Карандар, сюда вышел гонец, — спокойно ответил Калачев. — Когда вы подходили к Галурмаку, я уже отправил его к князю. А он недалеко отсюда. Извините воеводы, но где именно, сказать не могу.

— Понял, — проговорил Савельев.

Калачев же продолжил:

— Мне надо знать план четвертого удара, и пошто ты, Дмитрий Владимирович, уверен, что он внесет серьезный разлад в работу на переволоке?

— Я не хотел бы раскрывать план, Андрей Михайлович, — подумав, сказал князь.

— Ты не доверяешь мне?

— И это тоже. Без обид только.

— Ну, какие могут быть обиды. Однако, думаю, без раскрытия плана князь Серебряный запретит выход на переволоку.

— Да скажи ты ему, Дмитрий Владимирович! Свой же! — не выдержав, выкрикнул Малюга.

— Ладно, — согласно кивнул Савельев. — План таков…

Он говорил, гонец и Малюга, который не был посвящен в замысел воеводы особой дружины, слушали. Слова князя подтверждали обозначения на развернутой карте.

— В итоге я и планировал получить должный и серьезный результат. После чего вернуться сюда.

— Мне нужна копия твоей карты, князь. Вернее, те обозначения, что относятся к планируемому четвертому удару по Самаку, — попросил гонец.

— Влас! — позвал Савельев.

Сын Гордея Бессонова объявился тут же. Рука на рукоятке сабли.

— Слухаю, князь.

— Возьми карту, Влас, сядь в уголок и на чистом свитке начерти то, что нанесено от этого хутора до Самака. А, впрочем, все срисовывай, а то запутаешься. Понял?

— Понять-то понял, только справлюсь ли? — почесал тот затылок.

— Справишься. Делал же то?

— Делал.

Влас забрал свиток и, сев на стул за печкой, засопел от напряжения.

Пока он чертил, явилась Лидуха:

— Дозволь спросить, воевода?

— Спрашивай, мастерица ты наша, — улыбнулся Савельев.

— Я насчет трапезы. Готовить али как?

— Провизии в обозе сколько осталось?

— О, того недели на две хватит точно, а коли экономить, то и на месяц.

— Готовь, Лидуха. Горбун тебе в помощь.

— Слушаюсь.

Женщина ушла.

— Что за баба? — спросил гонец.

— Из станицы. Зародилась любовь меж ней и моим ратником, вот и взяли в дружину.

— Баба-то проверенная?

— У атамана Лунина других нет. Ни казаков, ни казачек.

— Сам проверял?

— Считаешь вправе допрашивать меня? — бросил острый взгляд на гонца князь.

— Я не допрашиваю, извиняй, но сам понимаешь, о том спросит воевода Серебряный.

— Проверял.

— Ну, и добре.

Влас закончил работу, положил оба свитка на стол, стер со лба пот рукавом рубахи. Нелегко далась ему такая работа. Это не с басурманами на смерть биться.

Гонец довольно долго сверял свитки. Наконец положил копию за пазуху.

— Назад когда собираешься? — спросил у него Савельев.

— Вот доведем разговор до конца, потрапезничаем, отдохнем и вечером, по темноте и прохладе, двинем. А сейчас, извиняй, сотник, мне треба говорить с князем наедине.

Малюга молча поднялся и вышел.

Влас, поняв, что то же требуется от него, посмотрел на князя:

— Могу идти, Дмитрий Владимирович?

— Да, Влас, но будь у хаты. И чтобы близко к ней никого не было.

— Уразумел, сделаю.

Когда воевода с гонцом остались одни, Савельев посмотрел на Калачева:

— Говори, Андрей Михайлович.

— Для тебя отдельно князь передал, чтобы покуда с сотней казаков дней десять стояли тут.

— Пошто так? — удивился Дмитрий.

— То решение Петра Семеновича, — пожал плечами гонец. — А связано оно с тем, что уже завтра или послезавтра на переволоку должны прибыть караван судов и обозы по суше с тяжелыми пушками, порохом, ядрами, провизией, людьми. Также к Карандару и Самаку намерен приехать сам Касим-паша, с капудан-пашой и помощником своим, Юнис-беем, ну и, понятно, с большой охраной.

— Так чего тут сидеть? — воскликнул Савельев. — Надо срочно вызывать всю станицу Лунина и пятью сотнями идти на переволоку и селения, дабы прибить Касим-пашу с его окружением, поджечь суда, дать бой подкреплению, уничтожить артиллерию турок…

— Не торопись, Дмитрий Владимирович, — улыбнулся гонец.

— А чего ты лыбишься, Андрей Михайлович? Действовать надо, коли такой случай подворачивается.

— У князя Серебряного другие планы. И он строго запретил тебе что-либо предпринимать, покуда Касим-паша со свитой не уйдет обратно в Азов.

— А как я узнаю, что паша ушел?

— Тебе передадут. Возможно, я.

— Мне треба встретиться с князем Серебряным, — заявил Савельев.

— То не можно, Дмитрий Владимирович, — твердо ответил Калачев. — Впрочем, вы еще встретитесь, но не сейчас. Слушай дале. Тот, кто привезет тебе весть об уходе Касим-паши от переволоки, сообщит и решение князя Серебряного по твоему плану нанесения четвертого удара.

— Что, и это воевода может запретить?

— То в его праве.

— А может, нас государь рассудит? Я не согласен с тем, как ведет войну князь Серебряный.

— Иван Васильевич, конечно, рассудил бы. Но он далеко. А ты подчинен князю Серебряному, если еще не забыл это.

— Ладно. Пусть будет так. Что-то еще сказать есть?

— Я надоел тебе?

— Если бы знал, как надоел.

— Потерпи, недолго осталось. А сказать есть что.

— Так говори, а не тяни кота за хвост.

Савельев был раздражен. Калачев видел это и старался, как мог, сгладить положение.

— Ты не злись, Дмитрий Владимирович. Ты и Петр Семенович имеете один чин, по положению равны, по отношению государя ты даже выше стал. Конечно, тебе обидно подчиняться, тем более рушить планы, но так надо.

— Не о том речи ведешь, сын боярский.

— Добре, давай по делу. Независимо от того, проведешь ли ты четвертый удар по Самаку или нет, но к началу сентября тебе с дружиной след быть в старой крепости Кельберек. Мыслю, там ты точно встретишься с князем Серебряным и выкажешь ему свое недовольство.