Александр Бушков - Паруса и пушки [litres]

Выдумка, конечно. Во-первых, узнать такое можно было только от самого Сесила – а он безусловно не стал бы о тайной переписке болтать кому попало. Во-вторых, письма из Эдинбурга наверняка возили не обычные почтари, а доверенные люди, имевшие инструкции передавать их шефу с глазу на глаз…

Еще о делах недобрых. Елизавета поставила мрачный рекорд среди английских монархов по числу своих казненных подданных – таковых насчитывается примерно девяносто тысяч. В основном – те самые «здоровые попрошайки» (огораживание при Елизавете продолжалось с размахом). Часть из них по приказу королевы загнали в печальной известности «работные дома» – их создал еще Генрих Восьмой, а Елизавета подхватила идею отца и увеличила число подобных заведений. Это были те же самые мануфактуры – но в работные дома людей загоняли насильно и держали на положении заключенных, заставляя работать исключительно «за пайку». Эта система действовала и в первой половине девятнадцатого века – о нем подробнее позже.

Законы о бродяжничестве Елизавета лишь ужесточила. При ней бесприютный и безработный, согнанный с земли крестьянин отдавался в работники тому, кто его поймает и донесет об этом властям. Пойманному полагалось безропотно работать на нового хозяина. За неподчинение хозяин законным образом бил плетьми, за побег бедолагу возвращали хозяину и отдавали в пожизненное рабство, мало того, ставили на щеку клеймо, букву «S», первую букву слова «slave» – «раб». За второй побег той же буквой клеймили вторую щеку, а за третий вешали. Если вынужденный бродяга пытался пропитаться воровством (а что ему оставалось?) – при поимке на месте преступления вешали без суда и следствия. В базарные дни вешали целыми партиями, что становилось для толпы развлечением…

Хотя до того, как Англия стала Великой Британией, самой сильной морской державой и колониальной империей, оставалось добрых полтора столетия, даже больше, в правление Елизаветы и появился ставший широко известным термин «Великая Британия». Автор истории прекрасно известен – доктор Джон Ди. Может быть, к нему однажды и в самом деле через «черное зеркало» наведался посланец «тонкого мира» и что-то такое нашептал о будущем? Верится плохо, но очень уж многозначительный случай…

Точно так же при Елизавете родилась теория, по которой Англия провозглашалась «Новым Израилем, избранным и уникальным». С симпатией к евреям это не имеет никакого отношения – подобных симпатий англичане не питали никогда. Евреям был все еще запрещен въезд в Англию, их туда пустят лишь через семьдесят лет. Не симпатии, а вовсе даже наоборот – евреям, вульгарно выражаясь, предлагалось покурить в сторонке. И не считать себя более «богоизбранным» народом. Таковым отныне предлагалось считать исключительно англичан. В следующем столетии идею «Нового Израиля» англичане творчески разовьют, и в проповедях пуритан, и в писаных «ученых трудах», и она станет идейно-теоретическим обоснованием колониальных захватов и совершенных там многочисленных зверств, к которым как нельзя лучше подходит слово «геноцид». Сталин в последние годы жизни буквально требовал от философов создать новую теорию, в дополнение к работам Маркса-Энгельса-Ленина, учитывавшую бы произошедшие социальные, политические и экономические изменения. В узком кругу сподвижников выразился прямо: «Без теории нам смерть». Как ни напрягались философы, создать такую теорию так и не смогли. У англичан обстояло как раз наоборот – они разработали крайне удобную и выгодную для них теорию. А первым о «Новом Израиле» заговорил не философ, вообще не ученый – поэт Джон Лили (1580 г.). Иногда творческие люди, писатели и поэты играют в истории весьма зловещую роль – достаточно вспомнить убежденного фашиста итальянца д’Аннунцио и нашего Виталия Коротича…

Именно Елизавета в 1600 г. подписала указ об учреждении Ост-Индской компании – для торговли с Индией. Через полторы сотни лет в реальной жизни повторится история, описанная в русской народной сказке, – когда лиса, скромно попросившаяся в домик к простодушному зайцу, уговорила его разрешить ей приткнуться где-нибудь в уголке на половичке, а потом хозяина беззастенчиво выжила. Какое-то время Ост-Индская компания по недостатку сил и в самом деле мирно торговала с индийцами, а потом, окрепнув и разбогатев, располагая уже собственной частной армией и военным флотом, принялась методично захватывать местные княжества и королевства одно за другим, пока не завладела всей Индией…

Изображать одной лишь черной краской Елизавету и ее правление безусловно не стоит. Все было гораздо сложнее. Нужно рассказать и о других событиях и делах – особенно добрыми их не всегда и назовешь, но и к злым не отнести. Многие из них пошли английскому государству только на пользу – при том, что другим странам, вообще кому бы то ни было не принесли ни малейшего ущерба и вреда, порой совсем наоборот.

Начну с рассказа о том, как Елизавета справилась с буйными северными пограничными графствами – чего на протяжении не десятилетий, а столетий не удавалось длинной веренице прежних королей.

По аналогии с американским Диким Западом эти края так и тянет назвать Диким Севером – с полным на то основанием. Хотя… Английский Дикий Север на несколько порядков превосходил по творившемуся там беспределу Дикий Запад, и история первого гораздо длиннее.

Дикий Запад – это так называемые «территории» – районы, получившие четкие административные границы, но не принятые еще законным образом в состав США в виде штатов. А потому не имевшие права посылать в сенат и конгресс своих представителей. Писаных законов для территорий еще не существовало – потому что не было составлявшего такие законы сената штата. Более того, на территориях не было никакого государственного аппарата – ни чиновников, ни судей, ни полиции, ни почты. Правительство, правда, посылало туда пару-тройку чиновников, но они, не располагая никакой реальной силой, оставались не более чем наблюдателями. Об этом у нас есть подробные и интересные воспоминания очевидца – я имею в виду книгу Марка Твена «Налегке». Марк Твен (в ту пору еще не взявший этот знаменитый псевдоним и звавшийся своим настоящим именем – Самуэль Ленгхорн Клеменс) по молодости лет и живости характера участвовал в Гражданской войне на стороне южан. Однако очень быстро заболел, вывихнул ногу, и, отлеживаясь на уединенной ферме, обдумал все как следует и решил плюнуть на войну, не участвовать больше в ней ни на чьей стороне. Поскольку война, независимо от его хотения, продолжалась, нужно было отсидеться где-нибудь в безопасном отдалении – для северян Клеменс был противником, а для южан дезертировавшим из армии лейтенантом. Куда ни кинь, всюду клин. Тут и подвернулся удобный случай: брат будущего знаменитого писателя как раз и был назначен правительственным чиновником «территории Невада», и Клеменс с ним уехал, став его секретарем.