Елена Клещенко - Коллеги, или Приключения двух врачей и джентльменов на Антильских островах

Питер Блад не мог не оценить своеобразной логики этого рассуждения. Оставался лишь один вопрос: мог ли он доверять этому доктору? Выманить его с Тортуги желали бы многие. Но кто стал бы проделывать это столь сложным и нелепым способом? И кто помешал бы врагам захватить его только что, пока он беспечно спал в лесу рядом с человеком, о котором знал немногое и только с его слов?

В последние два месяца он пил, потому что боялся протрезветь: бесстрашие капитана Блада вошло в поговорку, но окончательно потерять надежду на счастье было слишком тяжело. Теперь он был трезв, однако боль почему-то не спешила возвращаться. То ли подействовали радикальные методы лечения алкогольной интоксикации, то ли необычные обстоятельства, но мысль о том, что Арабелла никогда не будет принадлежать ему, оказалась не раскаленным гвоздем в груди, а просто мыслью, жить с которой нелегко, но возможно. Примерять же новые личины ему всегда нравилось. Почему бы не стать на день-другой, пускай без всякой практической пользы, скромным помощником натуралиста, простым парнем, который никогда не встречал мисс Бишоп и не должен думать о том, чем занять восемь сотен изнывающих от безделья корсаров, за исключением корсарского промысла…

Блад легко поднялся на ноги, отряхнул одежду, поискал глазами камзол — тот, вывернутый наизнанку, повис на каком-то кусте.

— Вам достался не лучший ассистент, доктор. Дурного поведения и ленивый. Мы потеряли время из-за моей сонливости?

— Совсем напротив, мы провели его с толком. Сбор начал вянуть, а так я успел все расправить, — доктор накрыл кипу листов, лежащую на деревянной раме, другой рамой, затянутой сеткой, стянул конструкцию ремнями и подмигнул «ассистенту». — Если уж вы донесли это сюда, сможете дотащить до вершины холма?

Холм в северной части острова был не так высок, как другой, в его центре, и все же подъем порядком вымотал обоих джентльменов. Наверху обнаружилась еще одна полянка, образованная рухнувшим деревом, которое в падении повалило другое и накренило третье, выворотив его корни. Между корнями, как в кресле, уселся Слоан (сперва убедившись в отсутствии свирепых местных муравьев). Блад растянулся на земле, закинул руки за голову и, прищурясь, разглядывал синий бархат моря, светлую чешуйку паруса у горизонта и чуть правее — берег Сент-Кристофера, превращенный далью из зеленого в сизый.

— Как вам прогулка, капитан Блад?

— Напомнила дни юности. Нас в Тринити-колледже весной и летом тоже заставляли ботанизировать.

— В Тринити-колледже?

— Колледж Пресвятой Троицы, Дублин, — с наигранным раздражением ответил Блад. — В Ирландии тоже есть учебные заведения, хотя где нам равняться с Лондоном. Ос фронтале, париетале, окципитале…

— …Сфеноидале, темпорале, этмоидале, — слегка растерянно закончил Слоан. — Так вы доктор медицины?

— Бакалавр, к вашим услугам. Однако последнее время предпочитаю капитанское звание и регулярную практику корабельного хирурга.

Слоан оглянулся на собеседника. В облике капитана ничего не изменилось, он выглядел тем, кем, несомненно, и был: авантюристом, опасным даже в ленивом спокойствии, с запястьями фехтовальщика и красноватым сквозь загар лицом. Запах рома в его дыхании чувствовался до сих пор. С другой стороны, его манера говорить в самом деле выдавала человека образованного. До сих пор Слоан как-то не думал о том, где этот странный корсар выучился декламировать Горация.

— Вы не упоминали, что вы врач.

— Это так трудно предположить? — насмешливо осведомился Блад. Значит, хотя бы обвинение бакалавра медицины в пособничестве мятежу герцога Монмута не обсуждалось во время давешней попойки! Спасибо и на этом. — Врач, имел практику в Англии, мог бы практиковать по сей день.

— Что же вам помешало?

— Долгая история.

— Трудный медицинский случай? Несчастливое стечение обстоятельств?

— Вы необыкновенно проницательны, доктор Слоан. Пожалуй, то и другое. Когда-нибудь я непременно расскажу вам об этом.

Слоан ничего не ответил.

— Не сердитесь, доктор. Да, то были славные времена, в Дублине. Я был мальчишкой, родители в добром здравии, впереди целая жизнь. Шайка друзей, народные песни, девушки прекрасны и вечно недоступны… Шутки для посвященных — для тех, кто знает медицинскую латынь… (Слоан улыбнулся: похоже, в Лондонском университете эти шутки тоже бытовали, но как человек благовоспитанный, от цитат он воздержался.) Ирландский клевер, здесь его не найдешь, хоть семь лет ищи…

— В этом вопросе вы не вполне правы. Флора Антильских островов уже испытала сильное влияние…

— Да, я понимаю, доктор, считайте это поэтической гиперболой. И эти папки, набитые рыхлой бумагой. Только нам профессор велел наклеивать образцы в уже переплетенные книги с белыми страницами, а не на разрозненные листы.

— И нам тоже велели, когда я учился. Старая ботаническая школа полагала возможным составление полного травника, то есть такого, который включал бы все образчики флоры. Вот так, все, существующие в этом мире! Мол, достаточно пройти по горам и долам, и каждый экземпляр займет свое место в каталоге, а незанятые листы в книге можно будет заполнить примечаниями. Те, кто так думал, никогда не бывали в Вест-Индии. Сейчас уже дело идет о том, познаваемо ли многообразие Творения, или же нашему слабому уму это не дано.

Теперь Блад, приподнявшись на локте, взглянул на Слоана. «Вест-Индия». Он слышал, как эти слова произносили со страхом и злостью, с равнодушием неведения, с глубокомысленной думой об интересах Англии, но чаще всего, разумеется, с алчностью. Никто не говорил «Вест-Индия» с нежной мечтательной улыбкой, будто «Эдем» или «моя дорогая».

— Будет ли мне позволено спросить, доктор, почему вы покинули Англию? Поссорились со своим наставником?

— Поссорился, — меланхолично подтвердил Слоан. — Доктор Сиденхэм был в ярости, буквально вне себя, когда узнал, что я принял предложение герцога отправиться на Ямайку. Он сказал, что это путешествие опасно и бессмысленно, что если меня привлекает участь утопленника, то к моим услугам пруд в Сент-Джеймс-Парк, где я достигну того же результата без лишних хлопот и усилий. Действительно, не могу не признать, что явил черную неблагодарность. Доктора Томаса Сиденхэма зовут английским Гиппократом, и он отличал меня, говорил, что передаст мне свою практику, а я решил уехать в колонии…

Практику в Лондоне школяры Тринити-колледжа упоминали часто, как правило, в насмешку — лондонская практика, золоченая карета, куча денег, невеста из знатного рода и все остальное, чего нам с тобой, дружище, не видать как своих ушей. Парню из Киллилей, что в графстве Даун, преподнесли в подарок лондонскую практику, он отказался и уехал на Антильские острова собирать растения. Или он еще безумнее, чем кажется, или чего-то недоговаривает. Покойный герцог Албемарль, бывший губернатор Ямайки, был человеком не слишком строгих нравственных устоев и пользовался известностью у берегового братства…