Елена Клещенко - Коллеги, или Приключения двух врачей и джентльменов на Антильских островах

— Так почему же вы приняли предложение герцога? Тяга к приключениям, охота к перемене мест или, может быть, щедрое жалованье?

— Наверное, я плохой врач, капитан Блад. Я изменил академической медицине с ботаникой, в этом все дело.

— Чем и прогневили отца обманутой.

— Не смейтесь, капитан. — Но Слоан, сказав это, и сам засмеялся. — Многие другие просвещенные люди меня поддержали. Доктор Джон Рэй и доктор Бойль… впрочем, это неважно, — прервал он сам себя, заметив, что названные имена ничего не говорят собеседнику. — Как знать, может, здесь, в этой папке, у нас с вами новая кинкона.

Капитан Блад задумался о том, сколько же лет его собеседнику. Выглядел он лет на пять-семь моложе самого капитана, но умение спокойно отвечать на насмешки обычно бывает свойственно людям постарше.

— Как давно вы учились в университете?

— В Лондоне — с семьдесят девятого по восемьдесят третий, а потом еще около года во Франции, в Париже и Монпелье. Я не мог получить там степень, будучи, по их разумению, еретиком, и ради этого отправился потом в Оранжский университет.

— Ого! Должно быть, вам есть что порассказать. Французские студенты умеют веселиться.

— Да, очевидно, это так. Но я мало участвовал в весельях.

— Отчего?

— По слабости здоровья. Ребенком я переболел оспой, а к шестнадцати годам у меня открылось кровохарканье, и все думали, что я умру. Я жил в замке Киллилей, он принадлежит Гамильтонам, а лорд Джеймс покровительствовал моему отцу. Там библиотека в одной из башен, я сидел в ней целыми днями. Брал очередную книгу и просил Господа, чтобы он не призывал меня прежде, чем дочитаю. Суеверие, конечно, но меня это успокаивало.

— Хорошенький режим для больного! Что думали об этом ваши родители?

— Отец умер, когда я был ребенком, мать снова вышла замуж и уехала в другое графство. А режим мне пошел на пользу. Я мало-помалу подобрал себе должный распорядок и диету, кровотечение прекратилось, и я отправился в Лондон. Лорд Гамильтон решил, что раз уж я не ввел их в расходы на похороны, то, возможно, из меня получится врач.

— Занятно. Кровотечение потом возобновлялось?

— Ни разу. Но от некоторых привычек трудно отстать, и мои знания о парижском разгуле прискорбно неполны. Зато я познакомился с доктором Турнефором и доктором Маньолем, они оба были очень внимательны ко мне и, когда я собрался в путешествие, снабдили рекомендательными письмами к французским колониальным властям…

Книжный червь, вспомнил Питер Блад словечко из собственной студенческой молодости. Чахоточный зубрила из тех, что всегда сидели спиной к окну, лицом к пыльным страницам… Книжный червь, покрытый тропическим загаром, с мозолями на ладонях от весла и мачете, в алом платке вместо шляпы, заключающий сделки на Тортуге. В одном он прав: Божий мир бесконечно многообразен, и это не может не удивлять.

Солнце начало клониться к западу, в пролив между островами, когда они спустились с холма. Тропинка здесь была нахоженной, и Питер Блад не удивился, уловив в воздухе, помимо ароматов цветов и разогретой солнцем тропической листвы, запах дыма. Теперь он припоминал, что утром они здесь уже проходили.

За деревьями открылась поляна, на ней — хижина, крытая пальмовыми листьями, очаг, сложенный из камней прямо под открытым небом, и прочие приметы небольшого лагеря. Молодой негр в полотняных штанах, сидевший на корточках у очага, вскочил на ноги и побежал им навстречу. Склонился в поклоне, сверкнул белозубой улыбкой, на Блада взглянул осторожно.

— Здравствуй, Абсолон, — доктор Слоан протянул ему сумку и мачете. — Все в порядке?

— В порядке, мастер доктор. Абсолон делает вода, обед. Мастер преподобный рисует.

— Пойдемте, познакомлю вас с моим напарником, — сказал доктор.

Рядом с хижиной был навес из тех же пальмовых листьев, затеняющий стол. Из-за стола поднялся полноватый молодой человек, удивительно неуместный в здешнем климате, — как будто некое чудо во мгновение ока перенесло его сюда из английской усадьбы. Или, еще точнее, из церкви.

— Преподобный Гаррет Мур, лучший мастер ботанического рисунка в Англии и ее заморских землях, — представил его Слоан. — Гаррет, это капитан Питер Блад, который меня привез, — благодаря его любезности вашему отшельничеству придет конец.

— Отшельник не жалуется на судьбу, — преподобный Мур сделал вежливый поклон, но глаза его задержались на лице капитана несколько дольше, чем предписывал этикет. Случалось ли ему раньше слышать имя Питера Блада — или они уже виделись сегодня утром?.. Мысль о второй возможности заставила капитана ответить столь же церемонным поклоном. Что было утром, в счет не идет.

— Удачно поработали, пока меня не было? — спросил напарника Слоан.

— Неплохо, смею сказать. Тридцать два рисунка, и тридцать третий надеюсь закончить завтра…

На столе лежали предметы, такие же неуместные, как их владелец. Последний раз капитан Блад видел нечто подобное в доме губернатора Тортуги, человека богатого и светского, счастливого отца двух прелестных дочерей. Листы белоснежной бумаги, обширный набор акварельных красок всех мыслимых цветов, кисточки толстые, тонкие и толщиной в волос, плошка с водой… Только моделью художнику служил не изящный букет, а единственный невзрачный цветок, да еще и вырванный с корнем. Неоконченное изображение антильского сорняка, выполненное с удивительным тщанием и тонкостью, казалось красивее самого растения — как это часто бывает и с портретами людей, заметил про себя капитан. Отдельно преподобный Мур изобразил внутреннее строение цветка, напоминающее готическую арку в разрезе.

— Так любезно было с вашей стороны привезти говядину, — говорил меж тем рисовальщик растений. — Черепаший суп и печеные клубни вкусны и питательны, но через шесть недель они немного надоедают.

— Могу себе представить! — Слоан похлопал его по плечу. — Гаррет, вы совершили титанический труд, ваше упорство поистине равно вашему таланту. Без вас моя работа немногого бы стоила.

— Оставим это, — преподобный махнул рукой, но вид у него был довольный. — Ни к чему меня превозносить, я делаю только то, к чему Господь дал мне способности и склонность, и это я должен вас благодарить, Ханс… Однако Абсолон уже приготовил угли, мы можем запечь мясо прямо сейчас, пока вы умываетесь с дороги. Капитан Блад, вы окажете честь отобедать с нами?

Питер Блад с удивлением понял, что голоден. На протяжении месяца его повседневная диета состояла из рома и кабацких заедок, и ничего иного ему не хотелось, но сейчас мысль о куске мяса, запеченном на углях, была весьма своевременной.

За обедом корсар, доктор и священник (или трое натуралистов, как будет угодно читателю) хранили молчание. Мясо в винном уксусе, изжаренное на решетке, истекающее соком, посыпанное солью и свежемолотым перцем, было превыше всяких похвал. Десерт составляли загадочные красные фрукты, не встречающиеся западнее Подветренных островов. Преподобный Мур сам заварил в котелке напиток, который он называл чаем, хотя Блад не поручился бы, что ингредиенты этой смеси привезены из Ост-Индии. Откуда-то явилась початая бутылка канарского, коего хватило по стакану на каждого. Джентльмены выпили за процветание Англии и естественных наук, разлили чай в те же кружки, Слоан и Блад закурили. Был один из тех чудесных дней, какие случаются после сезона дождей, когда влажные испарения уже рассеялись, но солнце еще не раскаляет все вокруг.