Наталия Образцова - Мой любимый крестоносец. Дочь короля

В конце августа Норидж покинули последние гости, и к этому времени стало ясно, что, вопреки нашим прогнозам, Бэртрада не в тягости. Она собиралась отправиться вместе с супругом в поездку по графству, дабы явить себя подданным во всём блеске и великолепии. С отъездом торопил и Эдгар — его ждали дела, к тому же двор правителя провинции не должен подолгу оставаться в одном месте: никакая, даже самая изобильная и богатая округа, не в состоянии прокормить такое множество знати и приближённых.

В связи с последним обстоятельством и произошла их первая размолвка.

В положенное время Эдгар выплатил всем нам содержание, однако поставил перед супругой вопрос о чрезмерной многочисленности её штата. Я был свидетелем, вернее, слушателем этого разговора. Графиня то и дело повышала голос, отстаивая своё право держать при себе столько людей, сколько счёл разумным предоставить ей отец. Я же понимал, что король таким образом просто избавился от немалого количества нахлебников при дворе, рассчитывая, что граф Норфолк сам разберётся, кого и в каком количестве оставить при жене. Эдгар имел на это законное право, видимо, это и объяснял Бэртраде. Она же настаивала на своём.

Когда граф вышел и я увидел лицо Бэртрады, я понял, что поле боя осталось за миледи.

— Вот где он у меня!

И она торжествующе подняла сжатый кулачок.

Покинув Норидж, графская чета перво-наперво отправилась в Уолсингем — небольшой городок, бывший в Восточной Англии местом паломничества.

Бесспорно, переезды двора всегда дело хлопотное: плохие дороги, зависимость от погоды, всякое жулье, норовящее прибиться к обозу, да ещё постоялые дворы, где можно испортить желудок и подхватить блох. Сама Бэртрада, правда, не испытывала подобных неудобств. Она взяла с собой всех своих дам, камеристок, пажей, личного повара, портниху, свою арабку-банщицу, своих собачек. И это не считая целой вереницы повозок со складной мебелью, собственной ванной, большим металлическим зеркалом и прочими вещами, без которых, как она уверяла, не может обойтись. Эдгар ей не перечил, однако даже Бэртрада вскоре вынуждена была признать, что передвижение с таким количеством свиты несёт определённые неудобства. Ибо путешествие, казавшееся поначалу столь чудесным, скоро превратилось в кошмар. Как назло, испортилась погода, изо дня в день моросил мелкий дождь, весь этот поезд то и дело застревал в грязи, лошади теряли подковы, телеги проваливались в колдобины, дамы плакали, пажи простужались. Мне с помощниками приходилось не столько охранять её милость, столько постоянно делать остановки, улаживать кучу вопросов, принимать множество решений. Ну и клял же я в такие минуты драгоценную Бэрт!

В итоге получилось, что в Уолсингем, куда можно доехать за один день, мы, усталые и раздражённые, прибыли лишь к вечеру третьего. Только Эдгар держался с удивительным хладнокровием, ни словом не попрекнув жену. Но до неё наконец дошло, что она была не права. Поэтому на другой день часть её свиты была отправлена обратно в Норидж. С этого и началось. С каждым переездом супругов — из города в город, из монастыря в монастырь, — поезд графини таял, как снег. Я уже тогда почувствовал неладное, но пока не мог разобраться во всём.

Посетив после Уолсингема города побережья — Кромер, Шеринггем, Хунстантон — мы свернули вглубь графства, двинулись в Тэтфорд. Здесь мы задержались надолго. Уже настал октябрь с его буйством красок, погода установилась, и мы охотились с утра до ночи. Эдгар почти не принимал участия в ловах, занятый делами, часто вынужденный отлучаться. Бэртраду это устраивало, она вновь повеселела, беспечно проводила время в кругу своих рыцарей.

В Тэтфорд почтить графиню прибыл известный аббат Ансельм из Бери-Сент-Эдмундса. Как я вскоре понял, Эдгара сей прелат несколько побаивался, зато перед Бэртрадой прямо-таки стелился, чем добился её расположения. Она даже пообещала заехать в его город-аббатство, но сперва заявила, что хочет побывать в замке Гронвуд Кастл, который Эдгар возвёл специально для неё и о котором все столько говорят.

Когда в положенный срок было выплачено очередное жалованье, я отправился к местному портному, решив, что, пока мои шиллинги не перекочевали в кошелёк какого-нибудь кабатчика, следует заказать роскошную котту [63]из лучшей цветной шерсти, какую я смог приобрести в Тэтфорде. И вот, возвращаясь от портного, я неожиданно увидел въезжавшую во двор епископского дворца малютку Клару Данвиль. У меня было приподнятое настроение, я весело окликнул её, стал подшучивать над её видом — вся забрызганная грязью, со сколотыми как попало волосами, она почти висела на коне от усталости.

Но тут Клара кинулась ко мне и расплакалась. Я не сразу уразумел, в чём дело. А потом просто лишился дара речи. Коварство Эдгара Армстронга стало очевидным. Этот пёс все предусмотрел. Заставил жену убедиться, что она прекрасно обойдётся без огромной свиты, услал всех... а потом попросту рассчитал. И уже большая часть её людей выслана из графства, многие даже уплыли на континент. Конечно, рано или поздно Эдгар и должен был сделать что-то подобное. Но так обвести всех вокруг пальца, обвести саму Бэртраду!.. Право, мне не было дела до всех её личных поваров и пажей, но в происходящем я углядел угрозу для себя. Я ведь тоже был человеком Бэртрады, а не графа.

Я взглянул на Клару. Та шмыгала носом, рассказывая:

— Пока отставка касалась других, я не вмешивалась. Меня-то долго не трогали, исправно платили жалованье. Я надеялась, что войду в число дам, которых отберут для переезда в Гронвуд. А тут этот Пенда сообщил графу, что я не более чем шлюха, и тот немедленно рассчитал меня. Что же мне теперь делать, Гуго? Я ведь при миледи с тринадцати лет, я привыкла, что платья и стол мне обеспечены. И если меня ушлют... Да отец прибьёт меня, если вернусь.

Теперь я понял, зачем то и дело отлучался Эдгар, пока Бэртрада развлекалась охотой на ланей близ Тэтфорда.

— Идём, — проговорил я, увлекая Клару во внутренние покои.

Ах, какая прелестная картина предстала перед нами там! В большом камине пылают дрова, поблескивают позолотой кубки на столе. Высокие белые свечи освещают эту полукруглую комнату в башне и сидящих за столом графа с супругой, епископа Тэтфордского Радульфа, тучного аббата Ансельма. Оба высокопочитаемых священника наперебой рассказывали графине о чудесах святого Эдмунда, она улыбалась, Эдгар играл с изящной пятнистой борзой. Когда вошли мы с Кларой, все взглянули на нас с недоумением. Особенно на Клару — растрёпанную, грязную, в мокром плаще. Она, похоже, смутилась, стала прятаться за меня, но я резко вытолкнул её вперёд:

— Простите, что побеспокоил. Но у меня дело спешное. Рассказывай, Клара.