Наталия Образцова - Мой любимый крестоносец. Дочь короля

Он захохотал, кто-то присоединился к нему.

И тут откуда-то из-за спин выскочила Элдра. Такая же грязная, как и остальные, растрёпанная, но, к своему удивлению, я увидела топор у неё за поясом. Она прикрикнула на остальных, усадила меня на выступ стены.

— Вы что, не понимаете — только крайняя нужда могла вынудить леди Гиту пуститься в путь в её состоянии? — гневно говорила она, даже отталкивая столпившихся саксов.

Я постаралась говорить как можно увереннее. Сказала, что люди короля Генриха рано или поздно выкурят их отсюда, как охотники выкуривают барсуков из нор. Однако у мятежников ещё есть надежда закончить все миром. В разжигании мятежа нет вины саксов, его начали нормандские рыцари графини Бэртрады, и у меня есть свидетель, который может подтвердить мои слова. Причём он готов это сделать не только перед саксами, но и в присутствии посланцев короля. Поэтому им лучше всё же поехать в Гронвуд, как им предлагал эрл Эдгар, и только так этот мятеж останется без роковых последствий.

Мне трудно было подбирать нужные слова, я была сильно утомлена. Но они всё же прислушались, стали расспрашивать. И тут Хорса велел всем заткнуться, сказал, что, видимо, сам Эдгар послал меня сюда с этой ложью, что я хочу заманить их в ловушку, так как я предана Армстронгу, как собака. Они же свободные саксы, они познали свою силу и не сдадутся без боя.

Я словно слышала его давнишние речи в башне Тауэр-Вейк. Хорса оставался верен себе, своим воинственным понятиям о чести и свободе, добытой в бою. Ему нужна была слава, даже ценой жизни. Своей или этих людей — не важно. Мне это казалось абсурдным. Но я не могла не заметить, что его речи зажигательно действуют на людей. И многие из присутствующих саксов, особенно самые молодые, поддались его влиянию, воинственно зашумели, стали греметь оружием.

Отчего вдруг они разом умолкли — я поняла не сразу. Просто удивилась вмиг наступившей тишине, заметила, как все застыли, устремив взгляды на что-то за моей спиной. Отведя в сторону меховой капюшон, я оглянулась. Сначала различила лишь силуэт вновь прибывшего за низкой аркой, видела богатый плащ светлого меха, блеск застёжек у горла. Потом он, склонясь под низким сводом, вошёл, поднялся на груду камней у входа. Перед нами был Эдгар.

В первый миг никто не мог вымолвить ни слова. Потом с резким лязгом люди повыхватывали оружие. Но Эдгар быстро протянул руки ладонями вперёд — старинный жест упреждения, что он без оружия и у него мирные намерения. И никто не тронулся с места.

Я смотрела на Эдгара во все глаза. Как давно мы не виделись! Я узнавала эту гордую посадку головы, падающую на глаза волнистую прядь отросших каштановых волос, твёрдый рисунок подбородка. И вдруг, испугавшись, шарахнулась в сторону, стремясь спрятаться за спинами.

Эдгар не заметил меня.

— Я пришёл поговорить с вами, саксы, потому что иного пути остановить кровопролитие нет. Неужели вы думали, что я не найду ваше укрытие по следам на снегу? Неужели считали, что у меня мало сил, чтобы совладать с вами? Но теперь ваше логово окружено. Со мной войска короля, а это опытные воины и рыцари. Они тихо сняли ваши дозоры и теперь стоят за каждым деревом с луками и мечами, готовые ворваться сюда в любой миг. Но я велел им оставаться на местах, пока не переговорю с вами.

Он говорил властно и спокойно. Сказал, что, если саксы согласятся добровольно выйти из укрытия и сдадут оружие, им не причинят вреда. Но им придётся отправиться в Гронвуд, где состоится разбирательство, как и намечалось вначале. В его замке граф Стефан Блуаский, представитель короля, и епископ Генри Винчестер, представитель Церкви, будут готовы выслушать их доводы и постараться разобрать, кто повинен в этих волнениях, кто первым поднял оружие.

— Так ты готов предать свой народ? — зло прервал его Хорса.

— Мой народ — это подвластные мне люди Норфолкшира, без разницы, норманны они или саксы. Преступниками же я считаю только тех, кто сеет смуту. Этого я ни позволить, ни оправдать не могу. Поэтому я договорился со Стефаном Блуаским, что первым войду к вам и постараюсь решить дело полюбовно. Вы все воины и должны понимать, что войску короля ничего не стоило захватить вас врасплох и перебить, словно спящих детёнышей рыси в тёмном логове. Но повторяю — кто добровольно подчинится, тому ничего не грозит. Кару понесут только те, кого суд сочтёт виновными.

— Виновные уже за морем, — раздался вдруг искажённый акцентом голос Ральфа. Он вышел вперёд. — И поверьте, уж они-то изрядно веселятся, зная, как вы тут режете друг друга.

— Ральф де Брийар? — удивился Эдгар. — Вы-то откуда здесь?

Но рыцарь не стал отвечать на этот вопрос. На своём ломаном саксонском он поведал всё, о чём говорил мне ранее: о злости Бигода и его желании отомстить графу Норфолку, о том, как Бигод уговорил своих людей совершить нападение на нормандские усадьбы под личиной саксов, чтобы подтолкнуть тех и других на резню и заставить Эдгара поплатиться за все волнения.

Хотя Ральф медленно подбирал слова, часто ошибался, смысл его рассказа был ясен всем. Люди стали переглядываться, кто-то сердито выругался, кто-то забожился.

— И всё сказанное мною такая же правда, как и то, что все мы нуждаемся в милосердии Божьем, — закончил Ральф. И уже по-нормандски добавил, обращаясь к Эдгару: — Я готов повторить свой рассказ перед представителями короля и поклясться в том на Библии.

То, что свидетельство Ральфа позволяет всё прояснить и расставить по местам, моментально стало ясно и графу, и вожакам саксов. Многие из них уже были готовы сложить оружие и последовать за Эдгаром, но опять Хорса чуть не погубил всё.

— Неужто благородные таны пойдут на поводу у француза графини? — кричал он. — Неужто покорно сложат оружие, когда наконец-то дали понять, что они не смирились с властью норманнов, что мы — не покорное овечье племя, позволяющее обирать себя и терпеть власть поработителей? Почему бы нам прямо сейчас не схватить этого предателя Армстронга и, угрожая расправой над ним, не заставить войска отступить?

Лицо Эдгара стало грустным.

— Мне горько, что мои соплеменники готовы угрожать человеку, пришедшему без оружия, в надежде на их честь. Что ж, поступайте по-своему, но знайте: у Стефана Блуаского и рыцарей короля есть приказ подавить мятеж любой ценой. И если для этого придётся пожертвовать моей жизнью, жизнью сакса, добровольно вошедшего к мятежникам, — они не остановятся. Но вот спасёт ли это вас — не ведаю.

— Нет!

Этот крик сам собой сорвался с моих уст. Расталкивая толпу, я кинулась было к Эдгару. Но не успела, кто-то удержал меня. Грубая рука схватила меня сзади за волосы, запрокинула голову так, что я чуть не упала. Я застыла, увидев у своих глаз остриё кинжала.