Сергей Удот - Ландскнехт шагает к океану

Миновав фальконет [154]среднего калибра, Михель вдруг с ужасом ощутил, что земля под ногами проваливается вниз, и они неожиданно очутились в каком-то подземелье. При их нежданно-негаданном появлении в угол испуганно шарахнулся некто с факелом в руке. Факел, а также свет из дыры, что они проделали своими телами, позволили Михелю разглядеть бочонки и бочки по углам, аккуратную пирамиду стальных шаров-бомб в центре, о которые они чудом при падении не переломали ноги.

— Пороховой погреб! И здесь кто-то с открытым огнём! — Михель так и обмер сердцем, протестующе замахал руками.

— Э, дядя не дури! Постой! Свои мы! — закричали разом. И все, верно, молили Бога, чтобы это не оказался швед, прорвавшийся и уцелевший после одной из предыдущих атак, или хотя бы чтобы случайная искра с мерно потрескивающего факела не упала в открытый бочонок.

— Врёте, проклятые христопродавцы, — неизвестный тем не менее поднял факел подальше от пороха, а также чтобы их осветить. — Молитесь, своему дьяволу, чтобы получше встретил в аду.

— Мы такие же католики, как и вы. Верно служим церкви и императору. Посему погасите или уберите немедленно огонь! Иначе произойдёт непоправимая ошибка, и вы долго будете о том сожалеть.

Последние слова Гюнтера, несмотря на весь трагизм ситуации, невольно вызвали улыбку Михеля и Маркуса. Но именно это ощеривание грязных, в копоти и крови физиономий послужило лучшим доказательством их правоты. Может, хитрец Гюнтер на то и рассчитывал.

— Побожитесь! — потребовал неизвестный, судя по всему имперский артиллерист, скорее уже по инерции недоверия, чем действительно продолжая сомневаться. Кажется, он обрадовался не меньше их.

К тому времени Михель достаточно его разглядел и мог делать определённые выводы. Конечно, из наших. Одежда богатая, верно, не простой канонир. К тому ж стар больно, чтобы самому под ядрами корячиться. Волосы слиплись от крови, но вроде рана неглубока — жить будет.

Они послушно выполнили его требование, после чего неизвестный ловко вышвырнул факел в дыру — света и так доставало, к тому же вскоре он вытащил откуда-то из-за вороха гранат надёжный, безопасный зажжённый фонарь.

— А шведы где?

Гюнтер приложил руку к земляной стене:

— Да уж близёхонько.

Впрочем, приближение больших конных масс можно было определить не только по дрожанию стен.

— Так, может, я зря с факелом поторопился? — спохватился старик.

— Ты это, дядя, брось, — Маркус отчаянно пытался придать своему тону суровость и вескость. Он присел на первый попавшийся бочонок и, морщась, яростно растирал ушибленное копытом колено. — Мы ещё пожить хотим.

— Они, гады, сына у меня, — старик закрыл лицо ладонями и затрясся в рыданиях, — к лошадям привязали и разметали по полю. Думали, деньги он где схоронил. Я их зубами готов грызть.

Похоже, неожиданное избавление от смерти, на которую он сам же себя обрекал, потрясло старого артиллериста.

— Зачем же зубами? У тебя вон пушка есть, да не одна, — попытался отвлечь его от невесёлых мыслей Михель.

Однако на слова его почему-то живо отреагировал Гюнтер, даже палец назидательно поднял, ловя ускользающую мысль.

— Что ж у тебя, хозяин, погребок-то столь хилый? — Маркус осторожно разгибал и сгибал ногу в колене, и это не доставляло ему особого удовольствия. — Если уж мы сумели вломиться, то любая случайная бомба насквозь прошьёт.

— Строили-то ночью, пред самым побоищем, наспех. — Старик ещё глотал последние слёзы, однако рассказывал охотно. — Пришлось пехотных в работы взять. И не досмотрел, везде ведь надо было поспеть, как они доски и брёвна успели пропить. Что там доски, пары бочонков зелья [155]не хватает, а ведь четыре же раза пересчитывал.

— Эт мы могём, — осклабился Маркус. — Мы, мушкетёры, бедовый народ, и палец нам в рот не клади.

— Дак это вы, что ль, были, — вгляделся старик. — Что-то рож не припоминаю.

— Не мы, не мы, — махнул рукой окончательно развеселившийся Маркус. — Я к тому речь веду, что любой из нас такую штуку смог бы провернуть да кого угодно одурачить.

— Слупили по четыре су за срочность, да ещё и ничего толком не сделали — это вы считаете правильным делом!

Речи были заглушены нарастающими раскатами. С потолка тонкими струйками посыпалась земля. Все инстинктивно сжались, втянув головы в плечи.

— А он у тебя, того, не обвалится напрочь, став нам всем шикарной могилой? — забеспокоился Маркус.

— С восхода, почитай, конные носятся туда-сюда — и ничего, стоит, как видишь.

— Ага, конного нам здесь только не доставало сверху, да ещё и с лошадью. Полный набор будет — пехота, конница, артиллерия. Хоть армию собственную погребную создавай.

Михелю нестерпимо захотелось наверх, хотя и понимал, что это гибельно.

— А ведь это ж наши атакуют, наши! Слышите, с какой стороны, — опять назидательно поднял палец Гюнтер.

— Помогай им Бог. Может, сломят наконец супостата, — закрестился артиллерист.

— Может, мы потихоньку в тыл? — робко предложил Маркус, переводя вопрошающий взгляд с Гюнтера на Михеля и обратно.

Но Гюнтер, словно и не слышал его, будучи целиком погружен в свои мысли.

— Сломят! Конечно, сломят, если мы им пособим. Ты, старик, знаешь, как с пушкой управляться, заряжать там, наводить?

— Да я вообще-то мастер-литейщик.

— Я не про то спрашиваю.

— Ну как же. Хотя и давненько этим делом напрямки не занимался.

— Пошли. Заодно и сына твоего им припомним.

— Гюнтер, ты куда? — враз всполошились Михель и Маркус.

— Туда же, куда и вы — к пушке!

— Но у меня же нога, — заканючил Маркус.

— Главное, голова цела. Не бойся, в атаку хромать не придётся. Здесь все недалече.

И уже в дверном проёме, назидательно подняв палец:

— Запоминайте, потому как умными людьми сказано: «Прекраснейшее, что нам принадлежит, — честь!»

— Всё так, но я бы со своим «Absolve Dominet» [156]предпочёл погодить.

— Нет, сегодня Глас Божий возвестит наихристианнейшему воинству «Те Deum laudamus» [157]. A «Dies irae» [158]— по врагам нашим!

Точку в содержательной беседе подвёл со стоном поднявшийся Маркус:

— Ты, у нас, Гюнтер, в конце концов дьявола уболтаешь сигануть в его же собственный котёл со смолой кипящей.

Перед ними расстилалось поле, на котором кипела отчаянная рубка. Даже плотный доселе пороховой дым заметно поредел — в ход шло исключительно белое оружие.

— Еретики сильны как никогда. Посему не медля приступай к науке, — раскомандовался Гюнтер.

— Прежде всего пушку надо после предыдущего выстрела пробанить. То есть прочистить, — торопливо поправился артиллерист, встретив недоумённый взгляды всей троицы.

— Вот эту штуку, она называется банник, засовываете в дуло и равномерно туда-сюда, туда-сюда, как... Ну, вы сами знаете где, — лукаво улыбнулся он в усы.