Виктор Потиевский - Всадник времени

Чиненов сидел, настороженно глядя на говорящего, напряжённо сжав губы. Комиссар смотрел очень внимательно, слушал чутко, это было заметно, с неподдельным интересом.

— И вот, товарищ командир, я предлагаю, чтобы облегчить прорыв и, возможно, избежать лишних потерь, сделать манёвр, нанеся фланговые удары и по возможности ещё и удар с тыла. Если, конечно, удастся зайти им в тыл. Всё это провести предлагаю одновременно с главным давлением по фронту.

— Всё это интересно... — задумчиво произнёс Чиненов, вклиниваясь в речь Вересаева, — но где ж я возьму столько сил?

Тут надо пояснить, что восемь эскадронов — это увеличенная численность для полка. Полк — обычно — шесть. Да и каждый эскадрон у Чиненова имел не сто пятьдесят сабель, то есть всадников, как это принято в кавалерии, а двести и более. Потому полк и был ударным и часто использовался для прорыва обороны. Учитывая эту усиленную мощь, повышенную численность, Вересаев и счёл, что хватит сил для подобного разделения и усложнения удара.

— Да ведь много сабель в резерв и не надо! Всего-то по эскадрону с флангов и один — с тыла. А основные силы — пять эскадронов и ударят в лоб. Но только после того, как загремят выстрелы и ура в тылу и с флангов у неприятеля. А он этого никак ожидать не будет. Поскольку разведка донесёт, что мы готовим по фронту наступление.

Теперь предложение эскадронного вызывало пристальное внимание и интерес, всем было понятно, уже понятно, что предложение важное и будет, пожалуй, принято.

— Главное здесь — что? Вот что. Чтобы противник видел концентрацию конницы по фронту. Но ни в коем случае не заподозрил уход трёх наших эскадронов. Он должен быть ошеломлён внезапностью удара с трёх сторон, а потом и основного. А основной удар должен быть тогда, когда неприятель решит, что его обманули, что главные силы бьют с тыла и флангов. Туда, кстати, надо обязательно взять тачанки и ударить решительным пулемётным огнём. И две-три гаубицы тоже туда тайно перетащить. И когда противник, под грохот наших орудий с его фланга, начнёт переносить пулемёты, перебрасывать силы для отражения нашего главного удара, который будет вовсе не главным, в тот момент, а наш комполка, я уверен, не пропустит этой минуты, и надо ударить главными силами. Но поначалу без шума. Чтобы лавину враг обнаружил уже вблизи. Кто-то, конечно, увидит раньше, но в шуме и гаме боя, пулемётных очередей, кто о чём кричит — не слышно. Пока большинство беляков увидят, поймут направление главного удара, будет для них поздно. Пехота соседних полков их тоже задавит... Вот... Всё, товарищи. — Вересаев достал платок, утёр пот с мокрого лба.

— Ну ты, Вересаев... Даёшь! Прямо-таки Багратион! Ты это сам придумал?

— Да нет, товарищ командир. Это не я, это барон Густав...

— Какой-такой барон? Баронов у нас нет.

— Это, товарищ Чиненов, в четырнадцатом году такие операции проводил, и в пятнадцатом тоже, известный тогда кавалерийский генерал, Маннергейм. И я с моим эскадроном нередко и был в резерве, потом и рубили мы с флангов немцев и австрийцев.

— Их-то — это хорошо. А кого он в Гражданскую громил? Не нашего ли брата? Что-то я этой фамилии не слышал?

— Маннергейм это финн, товарищ Чиненов, — вдруг высказался комиссар полка, — он, пожалуй, сейчас у себя в Финляндии. Этот бывший русский генерал в белогвардейских выступлениях не участвовал. Но и не в этом дело. Опыт мы будем перенимать и у врагов, если этот опыт нам полезен. Спасибо, товарищ Вересаев!

— Служу революции, товарищ комиссар!

— Приказываю! — Чиненов снова встал во главе стола. — Первому эскадрону, Вересаеву, с правого фланга противника, там есть лесистая лощина — сосредоточиться для удара. Третий эскадрон, Зеленцов!

— Я, товарищ командир!

— Ты тоже... Воевал с этим Манн... генералом?

— Так точно, воевал, товарищ Чиненов!

— Вот и давай, проберись с другого, с левого фланга. Сумеешь?

— Постараюсь.

— Не «постараюсь», а выполню!

— Так точно, товарищ командир!

— Ты эти свои старорежимные словечки «так точно» брось!

— Слу... понятно, товарищ командир!

Чиненов улыбнулся, и все заулыбались.

— Шестой эскадрон! Кравченко!

— Я, товарищ командир!

— Твой эскадрон ударит с тыла.

— Есть!

— Сейчас перекусим, сюда подадут ужин. И — по эскадронам. Там они уже ведь ужинали?

— Конечно!

— Да, уже с час назад.

— Поели, конечно.

— Покормлены.

— Так вот, командиры эскадронов, начальник штаба! Уточните все детали. И сегодня же, сейчас же, как только опустится полная темнота, эти три эскадрона должны передвинуться на исходные позиции. Не курить. Не разговаривать. А Зеленцову — с левого фланга беляков может быть местами каменистый грунт, — обернуть копыта коней тряпками. Чтоб ни звука. А на рассвете по сигналу — красная ракета — в атаку. Ещё пока не совсем рассветёт, не после рассвета, а на рассвете! Чтобы они запаниковали и не сразу очухались. Понятно, товарищи?

— Понятно!

— Понятно.

— Хорошо.

— Есть!

В широкий зал, почти в двенадцать квадратных саженей, внесли большие тарелки с горячим мясом и картошкой. С крупно нарезанными свежими огурцами, помидорами, с пучками и очищенными головками зелёного лука и чеснока.

— По сто грамм, товарищи, выпьем завтра в обед, после успешного завершения операции. А сегодня нельзя. Но поесть надо хорошо. А то на конях не удержитесь. — Это объявил почти всё время молчавший Луцис. Он любил неординарные решения, всякие полезные новшества. Но только то, в чём был убеждён, что было уже доказано. Как и полагается математику.

...Ночь иссякала. Звёзды медленно, но уверенно тускнели. Вдали, за горизонтом, на Востоке едва заметно позолотилась полоска по всему излому вершин Южного Урала, по краю неба и гор. Новый день зажигал свой огонь. Но в бледной и узкой позолоте полосы рассвета уже определённо проглядывались кровяные оттенки нового дня.

Первый эскадрон был полностью на конях. В замершей тишине все ждали ракету.

Ночью не только беззвучно передислоцировались. Но и разведка Вересаева обследовала путь направления будущей атаки. Незаметно. Ползком. И теперь у командира была полная ясность проведения предстоящего броска.

Конечно, конный полк, приданный 27-й дивизии в составе шестой армии товарища Тухачевского, может быть, решал не основную задачу в наступлении на Бугульму и дальше. Это Вересаев понимал. Что значит его один эскадрон в составе огромной многотысячной армии товарища Тухачевского? Может быть, совсем мало. А может быть, и не совсем мало. Он всё-таки считал, что и может, и должен сыграть свою, притом, важную роль в наступлении. И прорыв провести стремительно. И людей своих сохранить. И противника побольше вывести из строя. Разогнать, обезоружить, уничтожить...