Леонид Млечин - Сумерки вождей

− Когда зашли в комнату? − уточнил Георгий Максимилианович.

— Около половины одиннадцатого вечера.

Берия удовлетворенно хмыкнул.

— Ясное дело! Самое время отдыхать.

Маленков, не отводивший взора от лица Сталина, жестом остановил Берию. Он увидел, что вождь приоткрыл один глаз.

— Просыпается, — радостно прошептал майор, его лицо просветлело. — В себя приходит. Слава богу!

Лаврентий Павлович вонзился в вождя ястребиным взором. Им с Маленковым даже почудилось, будто Сталин хитровато подмигнул им полуоткрытым глазом! И Берия в страхе опустился на колени перед диваном.

— Товарищ Сталин, ты слышишь нас? Это мы, ваши друзья и ученики! — громко произнес он, преданно глядя на вождя. — Как вы себя чувствуете?

Маленков растерялся. Может, и ему последовать примеру Лаврентия? Встать на колени рядом с ним?

Но все это продолжалось буквально мгновение. Сталинский глаз закрылся. И все кончилось. Маленков вздохнул и как-то странно покачал головой. Лицо Берии, только что выражавшее счастье и восторг, поскучнело. Он не без труда поднялся с колен. Отряхнул брюки. Ему показалось, что он испачкался, и он брезгливо вытер руки белоснежным платком.

Маленков осторожно отступал назад. Только в коридоре посмел повернуться к вождю спиной. Берия сделал нетерпеливый жест рукой, чтобы майор побыстрее закрыл дверь. С видимым облегчением они поспешили к выходу. На прощанье Георгий Максимилианович демократично протянул офицеру вялую руку. Лаврентий Павлович, прежде чем выйти, громким шепотом наставительно произнес:

— Паникуете по пустякам. Делом займитесь! Распустил вас министр. Вождю в штаны не заглядывают!

Через парк они пошли к внутренней автостоянке, где их ждали черные лимузины. Подъезжать к крыльцу двухэтажного дома в Волынском имел право только сам вождь.

Сталин остался в овальном зале совершенно один. Только теперь стало видно, что его глаза открыты. Лежа на диване, он настороженно-внимательно наблюдал за тем, как уходят Берия и Маленков, как по-дружески прощаются с сотрудником его охраны, жмут офицеру руку. Благодарят? За что?

Как только он их увидел, сразу заподозрил неладное.

С какой целью Георгий с Лаврентием заявились на ближнюю дачу?

Без вызова! Без приглашения! Не испросив разрешения!

Да еще когда он отдыхает!

Как посмели?

Он хотел негодующим движением правой руки отослать непрошеных гостей, но обнаружил, что рука ему не подчиняется. Недоуменно глянул на бессильную руку. Она лежала недвижимо и не желала исполнять его команды. Он отвык от того, что его приказы не выполняются.

Сталин вернулся к беспокоившей его мысли. С каких это пор члены президиума ЦК запросто приезжают на ближнюю дачу? Кто позволил им войти? Почему, интересно, их допустили? Даже его собственные дети могли навестить отца, только когда он желал их видеть.

Он только что сменил руководство управления охраны МГБ, считая прежних ненадежными. Разленились, утратили хватку, обросли сомнительными связями, занялись устройством собственных делишек. Какие из них чекисты?

Разогнал всех! На даче сменил охрану и прислугу — за исключением трех человек. Взял новых, молодых, рьяных, ни с кем в Москве не связанных. Считал, что они преданны ему одному. И что же? Не спросив позволения, впустили в его дом гостей.

Никому нельзя доверять.

Он всегда это знал. Ничего не меняется… Расслабился, проявил благодушие, доверился кому-то − нож в спину воткнут.

Так что здесь делали Берия и Маленков?

Очень подозрительно их появление.

Неужто смелости набрались и убить его приходили? Георгий бы сам никогда не решился, трусоват. Это Лаврентий! Интриган и авантюрист. К нему спиной не поворачивайся.

Неужто на его место метят?

Он нисколько не ужаснулся этой мысли. Сколько бы он ни очищал свое окружение от опасных людей, все равно враги просачиваются в аппарат.

Пока он размышлял на эти горестные темы, в дальнем углу точно так же, запросто и без доклада, появилась коренастая фигура.

Это еще кто?

Один, без присмотра, запросто разгуливает по его даче. Час от часу не легче! Сюрприз за сюрпризом!

Вокруг дома расставлены посты. Причем каждый офицер наружной охраны видит соседей и справа. Так что посторонний никогда не войдет в дом, и никто из офицеров не может покинуть пост, чтобы незаметно для других проникнуть туда, куда вход запрещен.

Так где же охрана?

Совсем, мерзавцы, обленились!

Разъелись на его харчах.

Или сознательно впустили.

Советская власть, что ли, кончилась?

Когда он распорядился арестовать недавнего начальника главного управления охраны генерал-лейтенанта Николая Сидоровича Власика, ждал, что следователи вскроют его связи, заставят его рассказать, что задумал человек, который столько лет стоял за спиной вождя. А следователи обвинили Власика всего-навсего в том, что он пил и гулял за казенный счет, гонял служебную машину на дачу вождя за коньяком и продуктами для пьянок с проститутками!

Кого это волнует?

Конечно, чекисты не посмели взяться за Власика всерьез. Свой! Начальник главного управления охраны МГБ СССР! Генерал-лейтенант! Доверенное лицо вождя!

Узнав, что Власика на допросе даже не били, он отчитал министра госбезопасности Семена Денисовича Игнатьева:

— Своих жалеете?

Распорядился:

— Снять белые перчатки и бить смертным боем.

Как же он был прав! Власик точно связался с американскими шпионами, перед которыми раскрыл святая святых − систему охраны вождя.

Вот результат!

Коренастый незнакомец в белой рубашке с расстегнутым воротником двигался по малой столовой неспешно и уверенно. Не так робко, как Маленков с Берией, а по-хозяйски.

Шарит по ящикам стола. Его стола! Ведет себя так, словно он у себя дома! Берет Его трубку. Вытаскивает коробку с Его табаком. Закуривает.

Да что же он себе позволяет?

От кого, интересно, он узнал, где что находится? Конечно, от подлеца Власика! Повесить того мало!

Но фигура, поворот головы, манера держать трубку казались ему странно знакомыми.

И вдруг понял: это же он сам!

Только молодой.

Очень молодой!

Каким был в семнадцатом году, когда все еще только начиналось.

Черноволосый и черноусый Сталин без стеснения распахнул платяной шкаф, вытащил полувоенный френч с отложным воротничком, в котором его привыкла видеть вся страна, надел его и, застегивая пуговицы, направился к зеркалу. Придирчиво осмотрел себя, расправил усы. И остался доволен. Слегка улыбнулся.

Пока Сталин смотрелся в зеркало, сцена, на которой разворачиваются описываемые события, осветилась и полностью переменилась.