Леонид Млечин - Сумерки вождей

Поставил задачи:

— Надо колхозное производство постепенно приближать к общенародному. Надо приучать колхозников, чтобы они больше думали об общественном деле…

Оценил ситуацию в стране:

— Дела у нас идут хорошо. Пути ясны, дорожки все указаны.

Вождь пребывал в отличном расположении духа. Кто-то спросил, можно ли опубликовать его замечания. Он пошутил:

— Публиковать не следует. Но если кому-нибудь из вас нравится какое-то положение в моих замечаниях, пускай он изложит его в своей статье как свое мнение, я возражать не стану…

Собравшиеся охотно захохотали.

В номенклатуре возникла важная вакансия − должность первого секретаря ЦК ВЛКСМ. Сталин предполагал поручить комсомол своему зятю Юрию Жданову, сыну покойного члена политбюро Андрея Александровича Жданова.

Юрий Андреевич в сорок первом закончил Московский государственный университет, получил диплом химика-органика. По специальности поработать не удалось. Проницательные кадровики сразу разглядели в сыне влиятельного отца политические таланты. И Жданов-младший трудился в аппарате ЦК. Такая династия вполне устраивала вождя. Он благоволил к младшему Жданову.

После разговора с вождем Юрий Андреевич приехал в ЦК комсомола знакомиться. Собрали секретарей ЦК. Жданов объяснил:

— Товарищ Сталин просит меня стать первым секретарем. Расскажите, что вы делаете.

Секретари один за другим отчитались, кто чем занят.

Жданов взмолился:

— Ребята, милые, я в этом ничего не понимаю и не могу вами руководить. Я сейчас же пойду к Иосифу Виссарионовичу и откажусь.

Юрий Андреевич, кабинетно-бумажный человек, предпочел остаться в аппарате ЦК партии. Вождем ВЛКСМ сделали профессионального комсомольского работника Александра Николаевича Шелепина, «железного Шурика». Должность высокая, ему предстояла встреча с вождем.

Председатель внешнеполитической комиссии ЦК партии Ваган Григорьевич Григорьян предупредил комсомольского секретаря:

— Докладывать надо очень кратко — пять-семь минут. Скажешь главным образом о международном молодежном движении.

Шелепина отвели к Маленкову, который так его напутствовал:

— Имей в виду, он почти ничего не слышит, поэтому надо говорить громко, даже кричать. Во-вторых, когда придешь к нему в кабинет, ничего в руках не держать: ни папок, ни бумаг.

Через неделю позвонили:

— Иди.

Александр Николаевич открыл дверь, зашел, очень громко произнес:

— Здравствуйте, товарищ Сталин.

А он склонился над столом и молчит. Шелепин подошел вплотную и почти крикнул:

— Здравствуйте, товарищ Сталин.

Он поднял глаза и пальцем показал на стул. Шелепин сел. Начал докладывать — вождь встал. Махнул ему рукой — сиди. Шелепин доложил обстановку в международном молодежном движении. Вождь выслушал. Ничего не спросил, вопросов не задавал. Вдруг сказал:

— Вам надо войти членом в общесоюзный славянский комитет. Это очень важная организация.

— Хорошо, товарищ Сталин, — с готовностью произнес Шелепин.

И тогда он заключил:

— Ну, все, спасибо.

Новый руководитель комсомола встал:

— До свидания, товарищ Сталин.

Вождь не ответил.

Сталин вызвал руководителя Союза писателей СССР Александра Александровича Фадеева, которому симпатизировал:

— Где вы пропадали, товарищ Фадеев?

— Был в запое, — честно признался руководитель Союза писателей.

— А сколько у вас длится такой запой? — поинтересовался вождь.

— Дней десять-двенадцать, товарищ Сталин.

— А не можете ли вы, как коммунист, проводить это мероприятие дня в три-четыре? — поинтересовался вождь.

Фадеев приходил пьяный и на заседания комитета по присуждению сталинских премий в области литературы и искусства. Не без интереса наблюдавший за ним вождь благодушно говорил членам политбюро:

— Еле держится на ногах, совершенно пьян.

Все это сходило Фадееву с рук.

А он не мог без алкоголя. Говорил так:

— Когда люди поднимаются очень высоко, там холодно и нужно выпить. Спросите об этом летчиков-испытателей.

Фадеев достиг таких высот, где страшно было находиться.

— Слушайте, товарищ Фадеев, вы должны нам помочь, — сказал Сталин. — Вы ничего не делаете, чтобы реально помочь государству в борьбе с врагами. Мы вам присвоили громкое звание «генеральный секретарь Союза писателей», а вы не знаете, что вас окружают крупные международные шпионы.

— А кто же эти шпионы? — изумленно спросил Фадеев.

Сталин улыбнулся одной из тех своих улыбок, от которых некоторые люди падали в обморок и которая, как Фадеев знал, не предвещала ничего доброго.

— Почему я должен вам сообщать имена этих шпионов, когда вы обязаны были их знать? Но если вы уж такой слабый человек, товарищ Фадеев, то я вам подскажу, в каком направлении надо искать и в чем вы нам должны помочь. Во-первых, крупный шпион ваш ближайший друг Петр Павленко. Во-вторых, вы прекрасно знаете, что международным шпионом является Илья Эренбург. И наконец, в-третьих, разве вам не было известно, что Алексей Толстой — английский шпион? Почему, я вас спрашиваю, вы об этом молчали? Почему вы нам не дали ни одного сигнала?

Иногда даже Фадеева охватывал ужас. Комсомольский писатель Марк Борисович Колосов, который много лет был близок к Фадееву, рассказывал:

— Саша пришел. Выпил, но немного. И вдруг, зарыдав, упал на пол. Он повторял: «Не могу… больше не могу».

Николай Александрович Дыгай, бывший котельщик Таганрогского металлургического завода, после войны, в 1947 году, был назначен министром строительства военных и военно-морских предприятий. Его вызвали в Сочи на доклад.

Скучавший в одиночестве Сталин оставил министра обедать, затем пригласил сразиться на бильярде. Дыгай выиграл три партии подряд. Сталин посмотрел на него тяжелым взором и сказал:

— Правильно мне докладывают, что вы плохо строительством руководите. Все шары катаете!

У министра сердце ушло в пятки, руки затряслись, и он стал проигрывать. Тут Сталин и говорит:

— И строительством плохо руководите, и в бильярд играть не умеете…

Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, любимец Сталина, был приглашен на ближнюю дачу.

Официантки приносили еду, ставили закуски на один стол, супы — на другой стол. Все приглашенные подходили и брали что хотели. По ходу застолья Пономаренко пошел что-то положить в тарелку, вернулся на свое место и почувствовал, что уселся на нечто мягкое и скользкое. Обомлел, сидел и не решался встать. Все отправились курить на террасу, и руководитель Белоруссии остался за столом один.