Андрей Васильченко - Ярославский мятеж

Как бы то ни было, но Валентина Барковская оказалась в составе штаба Северной Добровольческой армии, точнее говоря, в ее ярославской части. Сама себя она вовсе не рассматривала как одну из руководительниц восстания. Об этом наглядно говорит одна из ее фраз: «На заседаниях штаба я не присутствовала официально, но если входила – меня не стеснялись» . Сам факт присутствия в штабе она объясняла желанием быть поближе к мужу, который настойчиво просил не посылать его на передовую. Его назначили комендантом здания штаба, которое после первых дней было перенесено в здание Государственного банка. В своих показаниях Барковская сообщала, что сразу же после этого ее интендантская функция сошла на нет, так как «заведующим хозяйственной частью был назначен полковник Яроцкий, а заведующим продовольствием полковник Николаев» . Однако ни Перхуров, ни позже Карпов не отпускали ее из штаба. Барковская объясняла это просто: «Меня посылали наблюдать за разгрузкой горящих складов, дабы они не были расхищены».

Впрочем, в некоторых случаях ей приходилось выступать именно в качестве артистки. У Чуковского, в его документальной повести «Ярославль», есть такой отрывок: «Сегодня вечером генерал Карпов устраивал у себя в особняке праздник, которого все ждали, и которому многие придавали какое-то особое значение. Главной устроительницей и душой этого праздника была Барковская. Она хлопотала, бегала по городу, раздавала приглашения». На самом деле особого праздника в честь командования восставших не проводили, но все-таки было одно, с позволения сказать, «светское мероприятие». Речь шла о концерте, возможно устроенном в честь появившихся в Ярославле «французских летчиков». Впрочем, позже Барковская отрицала даже этот факт: «Никогда в жизни у меня знакомых никаких французских офицеров не было. Зайдя в „Бристоль“ проверить обед, я слышала, как караульному начальнику было доложено, что в одном из номеров находятся два французских офицера-летчика; это было во время восстания; видела собственными глазами, как после их отказа выдать оружие их арестовали и караульный начальник повел их в штаб, где они с Перхуровым долго сидели запершись в кабинете и потом ушли обратно в гостиницу. Больше за все время восстания я их не видела, но слышала, что они на мотоциклетах с туристами куда-то ездили, кажется, за Волгу».

О роли Барковской в последние дни восстания можно только догадываться. Советский комиссар финансов Петровичев со ссылкой на управляющего Ярославским отделением Государственного Банка Цехонского изложил в своих воспоминаниях, что «более всех дурачила головы простакам Барковская» . Якобы она толковала все события последних дней мятежа в пользу восставших: «Бегство Перхурова истолковали как поездку для организации новой армии в тылу Красной армии, и вскоре наступившее затишье в артиллерийской стрельбе – как результат наступления на Красную армию новой армии Перхурова с тыла и т. д., что кругом везде восстания, и с минуты на минуту предвещала разбить Красную армию в пух и прах. Привезенный, оставленный нами в грязи бронированный автомобиль, не годившийся уже к употреблению, возили по городу как трофей, произносились речи и после каждой произносилось „мощное“ УРА. Для выслушивания всех этих новостей на фронте собирались ежедневно к штабу. Тут больше происходили театральные упражнения Барковской» . Сама же Барковская об этом не обмолвилась ни словом. Более того, подобных сведений не дал следователям никто из вольных или невольных свидетелей.

После того как Ярославль был занят частями Красной армии, Валентина Барковская была арестована вместе со штабом добровольцев (куда входил ее муж). Именно она оказалась свидетельницей того, как были расстреляны эти люди: «Допрос происходил в вагоне верстах в 3-х от города или, вернее, станции, против Карзинкинской фабрики. Допрашивали очень коротко, в начале допроса присутствовал летчик и с ним еще какой-то военный. Всех допрашивали 2 ½ часа, всего 73 человека, из которых осталось 18 человек, из которых было 3 женщины, остальные тут же у вагона были расстреляны». Ярославские краеведы вполне логично предположили, что в угаре террора, который развернулся в первые дни после подавления восстания, красные меньше всего задумывались о следственных и судебных процедурах. Поэтому среди архивных материалов дела против членов штаба, вступивших в «Союз защиты Родины и свободы» до начала Ярославского восстания, практически отсутствуют. В результате обо всех членах штаба восставших, остававшихся в Ярославле к концу событий, при таком раскладе не могло сохраниться никаких свидетельств. Тем не менее удивительно, что от историков ускользнула в высшей мере странная судьба Барковской. Судите сами, фактически только на основании подозрения причастности к мятежу без суда и следствия были расстреляны актрисы Барановская и Попова. А что же происходит с Валентиной Барковской, которая пусть и неофициально, но служила при штабе добровольцев? Сама она вспоминала: «Через некоторое время в вагон пришел военный с завязанной головой, принес сданные мной Гузарскому деньги и сказал, что я свободна, но я была в таком состоянии, что не могла тронуться с места. Когда санитары начали уносить убитых, я упросила караульного доложить начальнику, чтобы он меня принял, и, когда меня к нему пустили, я на коленях его умоляла довезти меня до Москвы; оставаться после всего перенесенного в Ярославле я не могла даже себе представить. Он согласился и разрешил съездить домой взять мою воспитанницу и оставшиеся в целости два чемодана, и они с военным с завязанной головой отправились в Интимный театр, где он ни на секунду не оставлял меня одну… Я забыла упомянуть, что он дал мне разрешение взять труп моего мужа для погребения. Я передала артистке Вере Ярош эту записку и деньги для погребения и дала прислуге на дорогу до Москвы и просила приехать при первой возможности» . Дальнейшие события выглядят уж совсем странно. Командующий одним из фронтов внезапно реквизирует паровоз, после чего стремительно везет Барковскую в Москву.

Изрядно любивший всякого рода домыслы, Громов тоже рассказывал об этом эпизоде: «Когда провели забранных в Волковском театре пятьдесят пять человек, начиная с прапорщика и кончая генералом, по суду приговорили расстрелять, один только был из них матрос Ермаков, о котором я уже упоминал. У них отобрали деньги, набранные из несгораемых шкафов всех учреждений, а также из банка, где помещался штаб белых. Меня позвал Гузарский: „Дай мне паровоз?“ Я увидел много шапок с отобранными деньгами. Попросил разрешения получить несколько рублей для покупки белья. Откровенно признаюсь, обовшивел. Он мне сказал: „Пиши рапорт“. Написав, получил 600 рублей. Паровоз подан, и Гузарский с Барковской удрал» . Местные чекисты, естественно, решили, что красный командир поехал кутить с актриской. 24 июля 1918 года командированный в Ярославль из ВЧК для наведения порядка чекист Аронов телеграфировал в Москву о необходимости ареста Ю.С. Гузарского, который, уехав с фронта, увез с собой В.Н. Барковскую. Каково же было удивление всех причастных, когда стало известно, что Гузарский увез актрису вовсе не на «кутеж», а в кабинет к секретарю ВЧК, председателю московского ревтрибунала Якову Петерсу. Тот допрашивал Барковскую несколько часов. В.А. Мясников в одном из своих материалов так описывал эту сцену: «Говорил он медленно, с сильным акцентом, с трудом подбирая слова. Допрос проходил на верхнем этаже здания на Лубянке. Хмурое, бесстрастное лицо Петерса не предвещало Барковской ничего хорошего, но неожиданно “я ее… отпустил”» . В конце августа 1918 года в «Известиях» появилась заметка. Автор, предположительно свидетель ярославских событий, негодовал: как же так, в Москве преспокойно проживает «амазонка», запомнившаяся воинственным пылом. Затем следы Барковской снова теряются. Можно было бы предположить, что ее все-таки арестовали, если бы не два обстоятельства. Во-первых, до этого ее слишком часто отпускали на свободу, хотя расстрелять участницу ярославских событий могли и за куда меньшее «прегрешение», чем служба в штабе мятежников. Второе обстоятельство сокрыто в документальной повести Бориса Сударушкина «По заданию ГубЧеКа», которая писалась с опорой на воспоминания чекистов. В повести четко указано, что осенью 1918 года актриса появилась в «белой» Казани, где была изобличена как агент ЧК. После этого становится понятным вопрос, который был адресован на судебном процессе Перхурову: «– Спросите артистку Борковскую. – А Вы не знаете, где она? – Не знаю. – Она не приезжала в Сибирь?» На что тот дал отрицательный ответ. Если допустить, что Валентина Барковская была агентом ЧК, то все становится на свои места. Яков Петерс лично курировал ликвидацию «Союза защиты Родины и свободы». Барковская была инфильтрирована в Интимный театр, часть актеров которого были активными участниками тайной офицерской организации. Наверняка она не подозревала о подготовке вооруженного выступления и против своей воли оказалась втянута в водоворот событий. Только лишь эта версия годится для объяснения, почему Барковскую несколько раз отпускают на свободу, равно как и в высшей мере странное поведение Гузарского. Если принять сведения, изложенные в книге Сударушкина, то, скорее всего, осенью 1918 года Валентина Барковская была расстреляна в Казани либо белогвардейцами, либо чехословаками.