Андрей Васильченко - Ярославский мятеж

В поддельных мемуарах полковника Злуницына, посвященных событиям июля 1918 года, есть небольшой и весьма показательный отрывок. «Вблизи города есть лагерь военнопленных, в котором находится до 60 000 человек немцев и мадьяров. Мы их перестали кормить, т. к. не в состоянии сделать это. Они разбегаются из лагеря и грозят всей массой перейти к большевикам на службу. Поведение их очень двусмысленное… Из-под Архангельска на днях прилетал аэроплан. Английский летчик привез мне бумагу, в которой англичане приглашают пробиваться на север к Архангельску» . Можно, конечно, сколь угодно долго упрекать коллег-историков в том, что они не заметили очевидного – во время вооруженного восстания англичане еще не высадились в Архангельске, да и долететь из этого города до Ярославля на аэроплане можно было разве только что в фантазиях. Дело вовсе не в этом, тем более что данная фальшивка просто пестрит невообразимым количеством всякого рода нелепиц. Но именно в данном случае стоит вспомнить народную мудрость: дыма без огня не бывает.

В подписанных командующим ярославским отрядом Северной Добровольческой армии полковником Перхуровым извещениях о событиях в Ярославле от 9 июля 1918 года есть следующий пункт: «Помощь союзников. Сегодня утром в Ярославль прибыли французские летчики, сообщившие о движении англо-французских войск к Ярославлю на помощь Северной Добровольческой Армии» . Подобные сведения не раз ставили в тупик многих историков. Попытаемся разобраться в этом в высшей мере запутанном сюжете. Впервые более-менее подробные сведения о французских летчиках, появившихся в Ярославле, встречаются в протоколах допросов актрисы Валентины Барковской, которая при штабе Перхурова отвечала за продовольственное снабжение. Судя по всему, допрашивавшие Барковскую чекисты интересовались, была ли она знакома с этими летчиками и давала ли для них концерт. В ответ Барковская заявила: «Никогда в жизни у меня знакомых никаких французских офицеров не было» . Впрочем, несколько позже она отказалась от категорического отрицания и показала следующее: «Зайдя в „Бристоль“ проверить обед, я слышала, как караульному начальнику было доложено, что в одном из номеров находятся два французских офицера-летчика; это было во время восстания; видела собственными глазами, как после их отказа выдать оружие их арестовали и караульный начальник повел их в штаб, где они с Перхуровым долго сидели запершись в кабинете и потом ушли обратно в гостиницу. Больше за все время восстания я их не видела, но слышала, что они на мотоциклетах с туристами куда-то ездили, кажется, за Волгу» . Несколько позже стали проясняться детали этого странного визита. Барковская вспоминала: «По словам Перхурова и моего мужа, французские летчики со второго дня ждали прихода из-за Волги французского войска и распорядились приготовить для них довольствие на три тысячи человек» . Впрочем, для многих было очевидно, что все это весьма похоже на какую-то авантюру. По крайней мере, завершая свидетельствовать по данному эпизоду, Валентина Барковская сказала: «Мое личное впечатление, что Перхуров не верил в возможность прихода французских войск, но делал вид, что верит, для поднятия настроения. В первый же день Перхуров отдал распоряжение приготовить провиант на пять дней по расчету на две тысячи человек, погрузить все это на три парохода „Самолета“, два буксирных и один катер и держать их наготове» .

Как бы то ни было, но уже на процессе над Перхуровым этот сюжет вызвал большой интерес, поскольку сторона обвинения пыталась доказать связь мятежников с иностранными державами. Комментируя загадочную историю, Перхуров заявил: «Я отпустил массу людей, чтобы разузнать, что делается в Рыбинске. Ни один из посланных обратно не явился. Штаб переехал в здание Государственного банка: в гимназии Корсунской заниматься было невозможно. Ко мне явились два французских офицера-летчика, они отрекомендовались квартирьерами той части, которая должна была высадиться в Архангельске. Они показали телеграммы от Нуланса, смысл которых трудно было понять и содержание которых мне ничего не говорило. Они сообщили, что в первых эшелонах пехоты будет не больше бригады, а будут главным образом технические приспособления: оружие, аэропланы и т. д. Они выражали недоумение по поводу того, почему нет у меня таких сведений. Затем, на пятый или шестой день, они вновь ко мне явились с просьбой пропустить их по направлению к Вологде для встречи. Они ушли, я им дал проводника, который говорил, что знает, как и где можно будет выбраться. Они ушли, и я с тех пор от них не имел никаких сведений. Я сам лично не владею французским языком, но тот, кто с ними говорил, сказал, что у них не был чисто французский говор. Скорее, это были корсиканцы-летчики».

Отнюдь не все разделяли оптимизм по поводу зарубежных визитеров. Среди критически настроенных лидеров мятежа, в частности, был генерал Гоппер, который полагал этих, то ли французских, то ли корсиканских, авиаторов «чекистскими агентами». Много позже он напишет в своих воспоминаниях: «Другой случай, о котором я хочу тут вспомнить, – это встреча тут же в штабе в эти самые дни с двумя французскими летчиками. Они явились к нам в штаб во французской форме, чтобы осведомиться, что вообще делается в Ярославле и могут ли они выехать из города. Они говорили довольно хорошо по-русски. Рассказывали, что они приехали из Москвы и теперь не могут выехать обратно. Когда полковник Перхуров начал их расспрашивать, не имеют ли они каких-нибудь сведений о десанте союзников в Архангельске, и намекнул на наше желание поскорее встретиться с этим десантом, они хотя и ничего не могли сообщить нам об этом десанте, но выразили готовность вместо Москвы, куда теперь пробраться трудно, ехать в Архангельск, и если будет возможно, то чем-нибудь нам помочь. Так как у них были и документы, то сомнений у нас не возникло, и полковник Перхуров предложил им автомобиль до Данилова, откуда они поездом смогут проехать дальше. Так и было сделано, и этот случай забылся, как и многие другие, среди напряженной работы. Но вот много времени спустя, я встретился уже на территории Сибири с французским полковником, занимавшим летом 18-го года высокую должность во французской военной миссии в Москве, и спросил его, не знает ли он судьбу этих летчиков и благополучно ли последние вернулись во Францию. Полковник, расспросив ближе обстоятельства дела, выразил большое сомнение в подлинном существовании таких летчиков, т. к. летчики, бывшие в России, а в особенности в Москве, ему известны, и между ними не было говорящих по-русски. Если я теперь сопоставляю время отъезда этих летчиков в Данилов, обещанное ими нам содействие и время налета красных из Данилова на Тверицы, то сомнения французского полковника кажутся мне еще более обоснованными, тем более что у большевиков Ярославля не было ни телеграфной, ни какой-либо другой связи с Даниловом».