Вячеслав Кондратьев - Великая Парагвайская война

Умаиту союзники заняли еще 26 июля. Там они обнаружили более 180 различных орудий, а также – большие запасы неизрасходованных ядер и бомб. Примерно 120 пушек парагвайцы перед уходом вывели из строя, заклепав стволы или затравочные каналы. Но остальные, по словам бразильцев, были пригодны к немедленному применению.

Столь богатые трофеи достались альянсу в первый и последний раз, поскольку парагвайцам так и не удалось возместить утраченное, и захватывать было просто нечего. В дальнейшем численность артиллерийского парка парагвайской армии не превышала нескольких десятков стволов.

Парагвайские пушки, захваченные в Умаите

Пока на крайнем юге Парагвая разыгрывался последний акт умаитской драмы, в лагере Сан-Фернандо происходили не менее драматичные события.

10 июля Лопес собрал своих приближенных и неожиданно для всех объявил о раскрытии обширного заговора «против правительства и народа Парагвая», в котором замешан ряд высших чиновников и военных, включая министра финансов Сатурнио Бедойю, государственного канцлера Хосе Бергеса, генералов Висенте Барриоса и Хосе Мария Бругеса, а также Бениньо Лопеса – младшего брата самого президента.

По словам диктатора, заговорщики планировали убить его, передать власть Бениньо и вместе с ним заключить позорный капитулянтский мир. Готовя измену, они вели тайные переговоры с главнокомандующим сил альянса герцогом Кашиасом через американского посланника Чарльза Уошборна.

На переговорах было согласовано, что к моменту планируемого убийства Франсиско Солано Лопеса бразильские войска во главе с Кашиасом подойдут к Сан-Фернандо, чтобы принять у нового президента Бениньо Лопеса капитуляцию парагвайской армии. Обо всем этом маршалу, опять же, по его словам, рассказала служанка одного из обвиняемых, подслушавшая их ночную беседу.

Хотя в сложившихся обстоятельствах заговор, в принципе, был вполне возможен, данные обвинения выглядели полным абсурдом, так как Уошборн, безвыездно живший в Асунсьоне под постоянным надзором службы безопасности, просто физически не мог поддерживать связь с Кашиасом, находившимся в 300 километрах от него, да и к тому же – по другую сторону линии фронта. Тем не менее, все слушатели речи Лопеса после некоторого замешательства единодушно высказались за немедленный арест и суровое наказание изменников.

Никто не выразил и тени сомнения в правдивости навета, хотя все лично знали обвиняемых на протяжении многих лет, а некоторые – буквально с раннего детства. Очевидно, ими руководил страх самим попасть в «черный список», однако далеко не всех это спасло от расправы.

В частности, особое рвение проявил парагвайский епископ Антонио Паласиос, заявивший, что заговорщиков необходимо «предать карающему мечу». Бедняга не знал, что очень скоро его тоже причислят к заговору, а карающий меч опустится и на его голову.

Неизвестно, поверил ли сам Лопес в рассказ служанки или же ему просто был нужен повод для ликвидации тех, в чьей абсолютной преданности он сомневался, а заодно и тех, кто по той или иной причине вызывал у него антипатию. Возможно также, что служанка, которую никто не видел и чье имя осталось тайной, была лишь порождением больной психики диктатора, демонстрировавшего все более явные симптомы паранойи.

Как бы там ни было, а жернова репрессий пришли в движение. Сперва взяли под стражу полтора десятка человек, чьи имена назвал Лопес. Арестованных зверски пытали, требуя признаний и выдачи «сообщников». Их секли кнутами, подвешивали на дыбе, молотком дробили пальцы. Бедойя умер под пытками, а остальные во всем «признались» и назвали десятки других людей, якобы вовлеченных в заговор. Тех тоже арестовывали и пытали, они называли новые имена, в результате число разоблаченных «заговорщиков» росло в геометрической прогрессии.

«Кровавые прокуроры» – падре Фидель Маис и полковник Сильвестро Авейро

Вскоре большой тюремный барак, выстроенный в Сан-Фернандо, перестал вмещать обвиняемых, и их стали сажать в ямы, вырытые во влажной болотистой почве. На дне этих «колодцев» постоянно стояла вода, а во время ливней она поднималась на высоту до полутора метров.

Главным дознавателем Лопес назначил 35-летнего священника Фиделя Маиса. На этом человеке стоит остановиться поподробнее. В молодости он отличался несвойственной парагвайцам оппозиционностью и вольнодумством, допуская высказывания против тотального господства государства над церковью. Высказывания фиксировались, но падре пока не трогали, возможно, потому что его отец, тоже священник, был близким другом и духовником тогдашнего диктатора Карлоса Антонио Лопеса.

Когда после смерти Лопеса-старшего власть унаследовал его сын, Маис в одной из проповедей выразил мнение, что парагвайцы заслуживают свободных демократических выборов, и что среди них мог бы отыскаться кандидат, более достойный поста главы государства.

Этого власть уже не стерпела. Священника арестовали и после короткого разбирательства приговорили к пожизненному тюремному заключению как неисправимого бунтовщика и врага народа. Интересно, что следствие вел тот самый епископ Паласиос, который в июле 1868-го призывал обрушить меч на «заговорщиков».

Однако не зря говорят, что тюрьма меняет людей. Просидев пять лет, Маис «перевоспитался» и обратился к Лопесу с покаянным письмом, в котором униженно молил о прощении, превозносил до небес реальные и мнимые заслуги тирана, а также клялся, что, если будет помилован, то сделает все возможное, чтобы искупить свою ужасную вину перед родиной и ее любимым вождем.

Епископ Антонио Паласиос

Прочитав письмо, Лопес распорядился доставить к нему священника и сказал, что помилует его, если тот сумеет разоблачить всех заговорщиков и любым способом добьется от них признаний. Получив согласие, маршал тут же назначил священника исполняющим обязанности прокурора, наделив его полномочиями вести дознание и арестовывать тех, кого сочтет нужным, невзирая на чины и звания.

Не желая возвращаться в тюрьму, падре взялся за решение поставленной задачи с бешеным энтузиазмом. На пару с еще одним «прокурором» – личным секретарем Лопеса полковником Сильвестро Авейро – он ежедневно с утра до ночи выбивал признательные показания из арестованных, попутно втягивая в водоворот репрессий все новых и новых людей.