Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

Он закрыл глаза, пухлые губы его раскрылись, дыхание вырывалось изо рта с хрипом и маленькими пузырьками слюны.

Шон всмотрелся в лицо Саула, и его охватило удушающее отчаяние. Глаза друга глубоко запали в фиолетовые глазницы, туго натянув кожу на щеках и на костлявом носу.

«Вовсе не потому, что я чуть не убил его, и не потому, что это теперь мой моральный долг. Но потому что… потому что… Почему? Как можно описать чувства, которые ты испытываешь к другому человеку? Могу сказать только одно: он мой друг. Значит, я не могу оставить его здесь, потому что он мой друг».

Опустившись рядом с Саулом, Шон сперва приподнял его вялое тело в сидячее положение, затем обернул его руку вокруг своей шеи и встал, придерживая спутника. Саул повис рядом, безвольно склонив голову на грудь. Шон посмотрел вперед. Он видел, как избежавшие смерти на мосту с трудом тащатся к поселку, неся с собой раненых.

По просторам равнины по одному, по двое или трое, подгоняемая шрапнелью, разбитая и сломленная, отступала могучая армия Буллера. А меньше чем в ста ярдах от места, где сидел на корточках в канаве Шон, аккуратно выстроенные в траве, покинутые и всеми забытые, стояли полевые артиллерийские орудия.

Шон быстро отвел от них взгляд и тяжело побрел прочь от реки. Одной рукой Шон держал Саула за кисть руки, перекинутой ему через плечо, а другой обхватил его за пояс.

Не сразу до него дошло, что огонь буров снова стал нарастать. Артиллерийский огонь, который как попало молотил отступающих, стал сосредоточиваться прямо перед Шоном. И винтовочный огонь за его спиной, который велся с высоток кое-как, с перерывами, теперь усилился и превратился в непрерывную яростную трескотню, словно позади него полыхал лесной пожар.

Прислонившись к стенке канавы, Шон всматривался вперед сквозь заросли мимозы, клубы пыли и разрывы снарядов. Он увидел две лошадиные упряжки, они мчались между низкорослыми деревьями терновника, поднимая за собой бледные клубы пыли, которая смешивалась с пылью разрывов. Далеко впереди, оторвавшись от остальных и размахивая тростью, на большой гнедой лошади галопом скакал человек – он направлялся к брошенным орудиям.

– Смеется, ну надо же, – пробормотал Шон, с удивлением глядя на всадника.

Вот после очередного разорвавшегося неподалеку снаряда он скрылся за высоким облаком пыли, но скоро снова появился, заставив лошадь отклониться в сторону, словно игрок в поло. Рот его был раскрыт, и Шон видел, как сверкают его зубы.

– Надо же, хохочет… ох, дохохочется, что свернет себе шею!

Шон тоже вдруг развеселился.

– Давай, парень, жми! Жми на всю катушку! – закричал он.

Голос его потонул в грохоте разрывов.

– Ага, они хотят спасти пушки! – завопил Шон. – Саул, смотри, что делают, они хотят забрать пушки!

Уже и сам не понимая, как у него это получилось, обезумев от волнения, Шон выскочил из канавы и – откуда только силы взялись! – побежал, закинув потерявшего сознание Саула на плечо. Путаясь в траве ногами, он спешил к орудиям.

Когда Шон добрался до батареи, первая группа была уже там. Солдаты суетились вокруг орудия номер один, пытаясь с помощью лошадей сдвинуть его с места. Шон опустил на траву неподвижное тело Саула. Двое рядовых стали поднимать лафет пушки, но справиться с этой задачей могли только четверо.

– С дороги! – закричал им Шон.

Он оседлал длинный, клинообразный стальной хобот лафета. Ухватился обеими руками и поднял его, удерживая на весу на нужной высоте.

– Давайте сюда лафет.

Они быстренько подкатили съемную ось с колесами под хобот и поставили на место. Тяжело дыша, Шон отошел в сторону.

– Молодец! – крикнул ему юный офицер, наклонившись в седле. – Садись на лафет!

Но Шон повернулся и побежал к Саулу. Подняв друга на руки, он, спотыкаясь, подошел к лафету.

– Заберите его с собой, – прорычал он двум солдатам, которые успели уже устроиться.

Они подхватили Саула с двух сторон и втащили на лафетное сиденье.

– А для тебя уже места нет, парень. Займи место Тэффи на правом кореннике! – прокричал один из них.

Шон увидел, что он прав. Остальные погонщики уже садились на лошадей, но одно седло оставалось пустым…

– Присмотри за ним, – сказал он солдату, державшему Саула.

– Не волнуйся, держу его крепко, – заверил его артиллерист, – садись скорей в седло, – поторопил он Шона, – мы уже трогаем.

– Так ты за ним присмотри, – повторил Шон и побежал вперед, к лошади.

И тут удача, которая хранила его все это утро, изменила ему. Совсем близко разорвался снаряд. Боли он не почувствовал, но правая нога подогнулась, и он упал на колени.

Шон попытался встать, но тело не слушалось.

– Вперед! – крикнул офицер.

Орудие тяжело тронулось с места. Подпрыгивая и раскачиваясь, оно стало набирать скорость; погонщики немилосердно хлестали лошадей. Шон увидел искаженное беспомощностью лицо пушкаря, который придерживал Саула; тот смотрел на него, не зная, что делать.

– Присмотри за ним! – крикнул Шон. – Обещай, что присмотришь!

Пушкарь открыл рот, чтобы ответить, но тут между ними разорвался еще один снаряд, подняв завесу пыли, в которой скрылась упряжка. На этот раз Шон почувствовал, как в тело его вонзился шарик шрапнели. Он резанул его, словно бритва, и Шон снопом повалился набок. Падая, он увидел, что шрапнель попала и в офицера. Тот раскинул руки в стороны, запрокинулся назад, спиной на круп лошади, и вывалился из седла, ударившись плечом о землю; одна нога его застряла в стремени, и лошадь потащила его по изрытой земле. Наконец порвался ремешок стремени, и офицер остался лежать неподвижно. А лошадь его ускакала вслед удаляющемуся пушечному лафету.

Шон пытался ползти за ними.

– Присмотри за ним! – крикнул он еще раз. – Ради бога, присмотри за Саулом!

Но никто его крика уже не слышал; окутанные облаком пыли, они скрылись среди деревьев, и взрывы снарядов гнались за ними, словно стая кровожадных коричневых демонов.

А Шон продолжал ползти, одной рукой цепляясь за землю и подтягиваясь, дюйм за дюймом продвигаясь вперед в густой траве. Другая рука его волочилась, вытянувшись вдоль туловища; еще он чувствовал, что не действует правая нога: она так же безжизненно тащилась по траве, пока не зацепилась за что-то, не давая ползти дальше. Шон попытался освободиться, но носок сапога запутался в пучке жесткой травы, никак не удавалось вытащить его. Шон перевернулся на бок и, подмяв под себя сломанную руку, согнулся, чтобы посмотреть, в чем там дело.

Он увидел много крови; по примятой траве за ним тащился влажный и скользкий кровавый след – кровь все еще лилась, покидая тело. Но боли он не чувствовал, только головокружение и слабость.