Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

– Kom, ons slaat aan [79] Ну давай подеремся (африкаанс) . , – проговорил бур.

Губы его находились всего в дюйме от уха Шона, и он безошибочно узнал этот голос.

– Ян Пауль!

– Шон!

Узнав родственника, Ян Пауль оказался так потрясен, что на секунду ослабил хватку, и Шон выдернул руку.

Только раз в жизни Шону встретился человек, равный ему по силе, и вот теперь они снова сошлись лицом к лицу. Нижней частью ладони Шон уперся Яну Паулю в подбородок и нажал, пытаясь освободиться от охватившей его левой руки противника и едва не свернув ему этим шею. Но тот обеими руками обхватил Шона за корпус чуть ниже подмышек и сжал его что есть силы. Буквально через пару секунд Шон почувствовал, как в голову ему ударила кровь и лицо распухло от ее напора, рот раскрылся и язык вывалился между зубами.

Не в силах вздохнуть, Шон продолжал давить на челюсть Яна Пауля. Он чувствовал, что шея уже подается, и понимал, что стоит только дожать, всего на дюйм, – позвоночник не выдержит и сломается.

Вдруг ему показалось, что земля под ним качнулась, наклонилась и перевернулась; он понял, что теряет сознание – в глазах потемнело, в них замелькали какие-то пятна, – а поняв это, собрал последние силы и поднажал. Шея Яна Пауля подалась. Ян Пауль издал дикий приглушенный вопль, и хватка его немного ослабла.

«Еще чуть-чуть», – сказал сам себе Шон и собрал остатки сил, собираясь довершить начатое.

Но не успел. Ян Пауль быстрым движением перевернулся, поменял захват и оторвал Шона от своей груди. Потом подтянул колени и, уперев их Шону в живот, судорожным движением бросил его через себя. Чтобы руками смягчить падение, Шону пришлось отпустить шею Яна Пауля.

Падая, Шон приземлился поясницей прямо на камень, и острая боль пронзила его как молния. Сквозь боль он услышал приглушенные крики британской пехоты – свои были совсем рядом – и увидел, как Ян Пауль пробирается наверх: вот он бросил взгляд вниз, в тусклом свете звезд заметил блеск британских штыков и пустился дальше вверх по склону.

Кое-как поднявшись на ноги, Шон хотел погнаться за ним, однако боль в спине сковала его движения, и Ян Пауль благополучно добрался до гребня, шагов на десять опередив его. Но тут, откуда ни возьмись, на него налетела сбоку еще одна темная фигура – так добрая охотничья собака бросается на бегущую антилопу. Это был Мбежане, и Шон видел в его руке копье со стальным наконечником: вот зулус поднял копье, готовясь вонзить его Яну Паулю в спину.

– Нет! – крикнул Шон. – Нет, Мбежане! Не трогай его! Не трогай его!

Мбежане услышал и замешкался, оглянувшись на Шона.

Шон уже стоял рядом; дыша тяжело, с присвистом в горле, он прижал руки к ушибленному о камень участку спины в попытке облегчить боль. А снизу, куда уходил противоположный склон, донесся топот лошадиных копыт. Он постепенно стихал вдали, а Шона с Мбежане уже окружили наступающие порядки идущих в штыковую атаку солдат из поезда. Шон повернулся и заковылял между ними обратно к вагонам.

Через два дня, дождавшись дополнительного поезда, они прибыли в Йоханнесбург.

– Полагаю, надо доложить о своем прибытии, – сказал Саул.

Они втроем стояли на станционной платформе, сложив рядом небольшой кучкой багаж, который им удалось собрать после крушения поезда.

– Хочешь – иди и докладывай, – отозвался Шон. – А я пока осмотрюсь.

– Нам же негде ночевать, – запротестовал Саул.

– Следуй за дядей Шоном.

Йоханнесбург – город, где царит зло и порок, зачатые жадностью и рожденные чревом, имя которому – золото. Но в этом городе царит и атмосфера веселья, некоего неустойчивого возбуждения и суматохи. Когда ты от этого города далеко – можно его ненавидеть, но, когда возвращаешься, он снова овладевает тобой, заражает своей суетой. Именно это сейчас и случилось с Шоном.

Он провел их через ворота железнодорожного вокзала, и они вышли на Элофф-стрит. Шон усмехнулся, глядя на столь хорошо знакомую ему главную артерию города. Она была запружена народом. В борьбе за право проехать экипажи чуть ли не сталкивались с трамваями на конной тяге. На тротуарах вдоль высоких трех– и четырехэтажных домов толпились военные в форме самых разных британских полков, оттенявшейся пестрыми женскими платьями самых разнообразных цветов и фасонов.

Шон остановился на самом верху вокзальной лестницы и закурил сигару. И в этот момент шум колес, человеческих голосов утонул в заунывном вое гудка какой-то шахты, к которому сразу же присоединились гудки других шахт, обозначая полдень. Шон машинально полез в карман за часами, чтобы проверить время, и тут же заметил точно такое же движение в уличной толпе. Он снова усмехнулся.

Йоханнесбург изменился мало – все те же нравы, вызывающие у Шона все те же чувства. Разве что стали гораздо выше шахтные отвалы, появились новые здания, из прежних одни слегка обветшали, другие, напротив, обновились, но, как и прежде, за этим фасадом крылся все тот же бессердечный обман.

А там, на углу с Коммишнер-стрит, как свадебный торт, украшенный завитушками, с изящными узорами ажурных решеток, с обрамленной желобами для стока воды крышей высилось здание «Кэндис-отеля».

С Саулом и Мбежане в фарватере, накинув на одно плечо ремень винтовки, на другое – лямку ранца и уверенно пробиваясь сквозь толпу, Шон направился прямо туда. Подойдя к главному входу, он вошел в вестибюль гостиницы через вращающуюся стеклянную дверь.

– Какое, однако, великолепие, – заметил он, сбросив ранец на толстый ворсистый ковер и оглядывая вестибюль.

Их окружали хрустальные канделябры и бархатные, прошитые серебром портьеры, пальмы и бронзовые урны, мраморные столы и мягкие плюшевые кресла.

– Как думаешь, Саул? Стоит попробовать, каково живется в этой ночлежке?

Голос его разнесся по всему вестибюлю, и тихое бормотание учтивых бесед по углам сразу смолкло.

– Потише, что ты так кричишь? – попытался предостеречь его Саул.

Какой-то генерал, сидящий в одном из плюшевых кресел, величаво поднялся и медленно повернул голову, устремив на них взор вооруженного моноклем глаза. Его адъютант наклонился к его уху.

– Местные, – прошептал он.

Шон подмигнул ему и направился к конторке портье.

– Добрый день, сэр, – ледяным взглядом окидывая двух бравых вояк, приветствовал их клерк.

– Здесь у вас зарезервирован номер для меня и моего начальника штаба, – сообщил ему Шон.

– На чье имя, сэр?

– Сожалею, но ответить на этот вопрос никак не могу. Мы путешествуем инкогнито, – с серьезным видом объяснил ему Шон.

На лице служащего появилось беспомощное выражение. Шон слегка наклонился к нему.

– Вы заметили человека, который вошел сюда с бомбой? – заговорщицки понизив голос, спросил у него Шон.