Александр Дюма - Сесиль

В удостоверение чего мы составили данный протокол, который после оглашения был подписан нами, медиком, оказывавшим помощь покойному, и вышеупомянутым свидетелем.

Составлено на борту, число, месяц и год указаны выше.

Подписано: Джон Дикинс, капитан; Эдвард Томсон, старший помощник капитана; Уильям Смит, студент-медик; что же касается рулевого Сэмюеля, то он заявил, что не умеет писать, и поставил крест».

Кончив читать письмо, Сесиль вскрикнула и лишилась чувств.

Придя в себя, она увидела мадемуазель Аспасию, дававшую ей нюхательную соль. Крик бедной девочки услышали даже в комнате маркизы, и та послала свою компаньонку узнать, в чем дело.

Через минуту маркиза, не дождавшись возвращения мадемуазель Аспасии, пришла сама.

Несмотря на отсутствие большой симпатии между двумя женщинами, Сесиль бросилась в объятия бабушки, протягивая ей ужасный, леденящий душу протокол, в одно мгновение разрушивший все ее иллюзии и надежды.

Протокол этот казался воплощением самой смерти, явившей свой лик, смерти холодной, безжалостной, неумолимой, смерти, лишенной всяких прикрас, какими наделяет ее милосердие Господа или заботливость друга.

Поэтому Сесиль непрестанно повторяла одно лишь слово: «Смерть! Смерть! Смерть!»

Что же касается маркизы, то она была потрясена, в мгновение ока поняв, каким ужасом обернется эта катастрофа для нее и ее внучки.

Все свои надежды на будущий покой, благополучие и роскошь она возлагала на Анри де Сеннона. Основой для расчетов маркизы послужило письмо, которое тот написал за неделю до отъезда с Гваделупы, сообщив в нем своей невесте о выпавшем на его долю богатстве. И вот теперь всему пришел конец: Анри умер, бриллианты проданы, ресурсы несчастного семейства исчерпаны, у них не осталось ничего, решительно ничего, особенно в глазах маркизы, не подозревавшей, что вот уже три или четыре месяца все они живут за счет работы Сесиль. Зато мадемуазель Аспасия это заметила, недаром она два или три раза выражала маркизе желание уехать в деревню, объясняя свою просьбу тем, что ее пошатнувшееся здоровье нуждается в усиленном отдыхе.

И поэтому скорбь маркизы была гораздо глубже, чем предполагала Сесиль: она не могла читать в сердце бабушки и не знала причин ее скорби.

Для бедной девочки это оказалось благом, ибо заметив, как пошатнулась бабушка, она на мгновение снова обрела силу, чтобы поддержать ее. Маркиза встала с постели в пеньюаре; ее отвели обратно к ней в комнату, и она снова легла в постель.

Между тем Сесиль не могла смириться со столь холодным известием о смерти возлюбленного, ей хотелось разузнать хоть какие-нибудь подробности, разведать, каким образом было получено это письмо. Словом, бедная девочка, подобно любому несчастному, сраженному нежданным ударом, все еще сомневалась и искала подтверждения своему несчастью.

На письме стоял штемпель министерства морского флота. И ей естественно пришла в голову мысль обратиться в это министерство, чтобы получить желаемые сведения.

Препоручив бабушку заботам мадемуазель Аспасии, девушка набросила на шляпку вуаль, взяла роковое письмо, вложила его обратно в конверт, спустилась и села в первый попавшийся фиакр, велев отвезти себя в министерство морского флота.

Добравшись туда, она показала письмо привратнику и спросила, каким отделом послано это письмо; привратник ответил, что послано оно секретариатом.

Сесиль поднялась в секретариат, собираясь поговорить со служащим, отправившим письмо.

Тот еще не пришел, и она стала ждать.

Наконец он явился; как ни странно, но, очнувшись от обморока, Сесиль не пролила ни одной слезинки.

Служащий объяснил ей, что протокол этот прибыл из Плимута, где «Аннабель» по возвращении с Гваделупы бросила якорь, и сопровождался лишь такой справкой:

«Ввиду того, что виконт Шарль Анри де Сеннон, скончавшийся на борту судна „Аннабель“ 28 марта 1805 года, не имеет в настоящий момент никаких родственников в Англии, просим французское правительство официально известить о его смерти мадемуазель Сесиль де Марсийи, о которой он часто говорил рулевому Сэмюелю как о своей невесте. Судя по всему, мадемуазель Сесиль де Марсийи находится во Франции.

Прилагаемый протокол констатирует данную смерть».

Сесиль выслушала эти подробности с тяжелым сердцем, но глаза ее оставались сухими; казалось, источник слез иссяк или, вернее, слезы проливались внутри нее.

Она лишь спросила, могут ли ей сказать, куда доставили тело.

Служащий ответил, что, когда пассажир или матрос умирает на борту судна, тело никуда не доставляют, а просто-напросто бросают в море.

И тут Сесиль, словно в озарении, вновь увидела огромный, ревущий, бурный океан, подступавший к ее ногам в тот день, когда она гуляла, опираясь на руку Анри, по берегу в Булони.

Поблагодарив служащего за данные им сведения, она вышла.

Теперь Сесиль стало ясно: все то долгое время, прошедшее со дня смерти Анри, когда она продолжала ждать его, ушло на поиски ее местожительства; впрочем, поиски эти велись так, когда правительства не заинтересованы в них; новость сообщили в газетах, но Сесиль не читала газет; и вот, наконец, однажды додумались собрать почтальонов и обратиться к ним, и тут-то один из этих славных людей заявил, что полтора года тому назад носил письма мадемуазель Сесиль де Марсийи, проживающей на улице Кок в доме № 5.

Дойдя до дома, Сесиль поднялась на шестой этаж и собралась позвонить, однако заметила, что дверь открыта, и, предположив, что мадемуазель Аспасия пошла к какой-нибудь соседке, оставила все, как было.

Первое, что она сделала, зашла к маркизе; маркиза лежала, подложив под голову две подушки, и спала.

Сесиль вернулась в свою комнату.

Она направилась прямо к секретеру, заключавшему ее сокровища, то есть письма Анри.

Среди всех писем она нашла то, которое он прислал из Булони, и перечитала следующие строки:

«Как велико и прекрасно море, особенно если смотришь на него с глубоким чувством в сердце! Как это соответствует возвышенным помыслам! Как утешает и в то же время печалит! Как возносит Вас с земли на небо! Как заставляет понять все ничтожество человека и величие Господа!

Думается, я мог бы вечно сидеть на этом берегу, где мы бродили вместе и где, как мне кажется, если поискать хорошенько, можно обнаружить Ваши следы. Сердце мое ширилось от представшей моим глазам картины. Я любил Вас уже не так, как любят люди: я любил Вас, как цветы с возвращением весны любят солнце, как прекрасными летними ночами море любит небосвод, как во все времена земля любит Бога.

О! В эту минуту, Сесиль, — да простит меня Господь, если я заносчиво богохульствую, — меня не страшат события, которые могут разлучить нас, пускай даже ценой смерти. Если все смешивается и сливается в природе: ароматы с ароматами, облака с облаками, жизнь с жизнью, почему же смерти в таком случае не смешаться со смертью? И раз все, смешиваясь, плодоносит, почему смерть, одно из условий существования природы, одно из звеньев вечности, веха в бесконечной цепи, — почему же смерть должна оставаться бесплодной? Бог не сотворил бы ее, если бы ей суждено было стать лишь орудием уничтожения в его руках и если бы, разъединяя тела, она не соединяла бы души.