Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

Истинной причины гнева королевы во дворце не знал никто, кроме ее духовника. Старая лиса де Мускис вчера вечером встретился с Деспигом, и, едва веря такой удаче, они тщательно обсудили невероятную новость, сообщенную служкой домашней часовни дона Мануэля Годоя. Деспиг не зря постоянно твердил мальчику о всевозможных подарках и продвижении по церковной лестнице, если тот сможет добыть что-нибудь интересненькое о том, что творится во дворце герцога Алькудиа. И вдруг сказочное везение, о каком Деспиг не смел и мечтать: герцог Алькудиа тайно обвенчался в своей домашней церкви с метреской Пепой Тудо! Какой подарок в преддверии ответа из Рима! Теперь Мария Луиза отдаст им этого борова без всякого сожаления.

— Но, быть может, все-таки лучше сначала дождаться ответа от Папы? — осторожно спросил де Мускис. — И тогда уже сразу одним ударом…

— Я думаю, дорогой мой дон Рафаэль, ждать ответа Папы нам не надо. Ты только сумей подать королеве это известие так, чтобы в порыве ревности она тут же отстранила его от двора. А уж тут-то мы его и подхватим. Когда же дело закрутится, остановить его будет весьма трудно. Даже королеве, которая, конечно, остынет и пожалеет о своем поступке. А там, глядишь, придет и ответ из Рима.

— И тогда уже финита ля комедия, — довольно подхватил де Мускис.

— Homo proponit, sed Deus disponit! [48] Человек предполагает, а Бог располагает ( лат .). — в тон ему пропел архиепископ, даже не подумав о том, что эта истина равно справедлива и для них самих.

Оба святоши одновременно прыснули в кулаки; один в круглый и мощный, другой же в маленький и сухонький.

Мария Луиза, проходя бесконечными полутемными коридорами к королю, у которого не бывала уже много месяцев, лихорадочно обдумывала линию своего поведения. Добиться от короля согласия на заточение этого негодяя в государственную тюрьму в Памплоне? Или отправить его, как положено благородному преступнику, в Северную Африку? Но ведь Карлос может не согласиться даже на простую отставку! Этот неутомимый сатир имеет над королем власть не меньшую, чем надо мной… Боже мой, отчего? Что хорошего находит король в этом глупом животном? Карлос, разумеется, снова начнет твердить, что мы помиримся, не пройдет и полдня…

Слезы стояли в глазах королевы, в любой момент готовые брызнуть. Но Мария Луиза недаром была итальянкой, гордой и мстительной, прошедшей школу лжи Пармского двора, наконец, королевой, — и она держалась. Она шла с пылающим лицом сквозь шпалерные, гостиные, коридоры и залы, не замечая никого вокруг, и ее изворотливый ум, ум оскорбленной женщины и правительницы, измышлял наиболее точный удар.

Сказать ему просто, что этот кабан Мануэль тайком женился на своей девке? Карлос только посмеется и все, или еще того хуже — скажет, что наш друг действительно не женат и давно пора бы остепенить молодца… И тут вдруг в голове королевы пронеслась гениальная мысль. Она даже остановилась и, быстро оглядевшись, привычно нашла причину своей внезапной остановки прямо посередине комнаты. В следующее мгновение уже более спокойным шагом королева подошла к висевшему на стене зеркалу.

Машинально поправив прическу и взмахнув веером, чтобы остудить пылающее лицо перед тем, как предстать перед королем, она, словно во сне, монотонно повторила про себя несколько раз: «Женат — неженат, женат — неженат…»

Когда Мария Луиза с королевской грацией и едва ли не с улыбкой на увядших губах вошла к королю, ее план мести созрел уже окончательно.

От мягкой руки падре Челестино успокаивающе пахло ладаном и миндальным мылом, и Клаудиа постаралась забыть сейчас обо всем, кроме этих тонких пальцев на своем плече. Она почти не понимала, что говорит ей падре и куда он ведет ее. А тем временем они уже вышли на улицу, миновали задворки домов в переулке и оказались в тенистом церковном саду, примыкавшем к ризнице церкви Святого Иеронима. Там Челестино, наконец, отпустил ее плечо и усадил девочку на одинокую скамью среди затейливо подстриженных кустов. Только тут Клаудита заметила, что она вышла из дома в чем была: в простой юбочке без корсажа и полотняной рубашке без платка.

— Посиди тут, сейчас я принесу тебе шаль, — все с тем же серьезным и озабоченным выражением лица сказал Челестино и скрылся в ризнице.

По всей округе все более и более отчетливо разливался свет утра; Клаудиа уже видела каждый лист и каждый камешек на дорожке так, словно она смотрела через круглое увеличительное стекло, которое однажды показал ей отец. Отец… Но теперь нет ни отца, ни матери, ни брата… Незамечаемые ею слезы потекли из глаз, и в тот же момент из дальнего конца сада послышались легкие неспешные шаги. Девочка испуганно вскочила, прислушиваясь, но уже в следующий момент на повороте из масличной аллеи показалась одинокая широкая фигура в монашеском облачении. Она словно плыла по воздуху и протягивала к девочке руки. Клаудиа быстро опустилась на колени и забормотала «Аве». Но теплая, пахнувшая точно так же, как и у падре Челестино, рука легко потянула ее вверх.

— Твое благочестие похвально, дитя мое, — пропел низкий женский голос. — Встань.

И Клаудиа снова оказалась на скамье лицом к лицу с точной копией Челестино, но в женском облике и в одеянии королевской салески [49] Салески — монахини ордена Пришествия Богородицы, одним из основателей которого был святой Франциск Салесский. .

— Я знаю о твоей печали, — продолжила монахиня, внимательно вглядываясь в заплаканное лицо. — Но Господь посылает нам испытания лишь для того, чтобы мы поднимались все выше и выше. Перед тобой открывается великий путь…

Опытным взглядом мать Памфила, настоятельница монастыря святого Франциска и родная сестра куре Челестино, уже увидела в чистом, строгом и одновременно страстном личике сидящей перед ней девочки то, о чем втайне мечтает каждая настоятельница — возможную святую. Святую для собственного монастыря. Святую, которая становится таковой без всяких усилий. Это обычно происходит легко и незаметно. В то время как другие идут к вершинам шаг за шагом, обрушивая камни и стирая в кровь ноги, таким вот крошкам бывает дано подняться одним лишь движением, дыханием, мыслью. И эта девочка из таких. Она с легкостью может стать святой, обрести настоящую благодать без самоистязаний и аскетизма. И настоятельница уже явственно видела в заплаканных невыспавшихся темных глазах девочки скрытый жар этой благодати. Как хорошо, что она не поленилась откликнуться на просьбу брата и приехала в такую даль, дабы на время забрать несчастного ребенка. Теперь она не отдаст девочку никому. Ведь святая, а на первых порах даже примерная послушница — это не только слава, это настоящая реклама монастыря, оправдание его существования. Как и все монастыри Испании, монастырь Святого Франциска знал и конкуренцию, и финансовые кризисы. Его богатые покровительницы, в число которых входила даже Франсиска де Салес, герцогиня де Уэскара [50] В Испании идальго имели право на шесть имен, гранды — на двенадцать, гранды же первого ранга не были ограничены в количестве имен. Герцогиня Альба, о которой здесь идет речь, имела, благодаря знатности своего происхождения, тридцать одно имя. , могли в любой момент отвернуться от него и начать отдавать свои пожертвования в другое место. А из этой малышки можно сделать многое … «Какая удача! — подумала она. — И отец неизвестно где… А старуха-дуэнья будет молчать». Вслух же аббатиса сказала уже более приземленным, чем раньше тоном: