Оскар Халецки - История Центральной Европы с древних времен до ХХ века. Кипящий котел народов и религий на территории между Германией и Россией

Как только он убедился, что возврат к Флорентийской унии – это единственное решение, он попытался заручиться поддержкой митрополита Киевского Михаила Рогозы, который действительно присоединился к этому движению, хотя и не без колебаний, а также князя Острожского, с которым он вел интересную переписку в 1593 г. Однако оказалось, что гордый магнат, обиженный тем, что с ним не советовались с самого начала обсуждения, проходившего среди церковных иерархов, является сторонником другого подхода к этой проблеме. Он хотел объединить Флорентийскую унию с некоторыми базовыми изменениями в духе протестантизма и выдвинул невыполнимое условие – включить в нее православные церкви Москвы и Валахии. По недостаточно объяснимым причинам он постепенно стал ярым противником этой унии, и возникла ситуация, сильно встревожившая короля и польские власти, когда наконец в 1595 г. русские епископы, очевидно единогласно, обратились к ним за официальной помощью. Их план казался столь желанным, что после совещания в Кракове, в котором участвовал папский нунций, было решено, что Поцей и Терлецкий должны немедленно ехать в Рим и изложить свое желание воссоединиться Клименту VIII.

Папа римский – бывший легат в Польше – с огромной радостью принял их в Ватикане, где 23 декабря 1595 г. на впечатляющей церемонии была заключена уния. Два представителя русской церковной иерархии совершили подобающие действия в полном соответствии с католической доктриной и декретами Трентского собора, а папа римский гарантировал им, что русской церкви будет позволено сохранить восточные обряды, признанные Флорентийским собором. Однако все согласились с тем, что уния должна быть утверждена на местном синоде русской церкви. Этот синод был в конце концов созван в Бресте у польско-литовской границы в начале октября следующего 1596 г.

Несмотря на присутствие трех делегатов королевской крови, которые пытались выступать посредниками между сторонниками и противниками унии, этот синод закончился расколом среди украинцев. Большинство их иерархов, включая митрополита Киевского, архиепископа Полоцкого и еще четырех епископов, высказались в пользу унии, которая была торжественно провозглашена в Брестском кафедральном соборе 9 октября. Но два епископа – Львова и Перемышля, где католическое и польское влияние должно было бы быть самым сильным, – присоединились к оппозиции, возглавляемой князем Острожским. Вопреки запрету короля он привел в Брест не только свое личное войско, но и иностранцев. Ими были два грека, которые претендовали на роль представителей Константинопольской патриархии, вакантной на тот момент, и их заподозрили в том, что они турецкие шпионы. Одним из них был знаменитый Кирилл Лукарис – бывший преподаватель Острожской академии, а позднее патриарх Константинопольский.

В XVII в. враждебное отношение Константинополя и Москвы к Брестской унии время от времени влияло на отношения Польши с другими странами. Но внутренние трудности начались сразу после синода 1596 г. Оппозиция, которая провела свой антисинод в Бресте, создала общий фронт с протестантами, с которыми Острожский уже установил контакты годом раньше и заключил официальное соглашение в 1599 г. В последующие годы на сеймах те украинцы, которые отвергли унию и в противоположность униатам получили название «автокефалы», получили поддержку всех «инакомыслящих» (общее название некатоликов), когда они стали претендовать на права и собственность Восточной церкви. Власти считали униатов законными представителями этой церкви, но колебались в принятии каких-либо действий, которые создали бы угрозу религиозному миру. В противовес сделанным обещаниям епископам-униатам не были выделены места в сенате, так что они испытывали огромные трудности при защите своего дела, даже когда энергичный Поцей стал митрополитом после смерти Рогозы в 1600 г.

Тем не менее Брестская уния имела два в равной степени важных, хотя и явно противоречивых последствия. Первое: большая часть белорусского и украинского населения содружества, численность которого постепенно росла, с того момента стала католиками, как поляки и литовцы. И хотя они были приверженцами обрядов Восточной церкви, теперь они были гораздо ближе к западному сообществу, чем раньше, и больше не были подвержены влиянию, исходившему из Москвы или Османского Востока. С другой стороны, культурное развитие и большая жизнестойкость части населения Рутении (то есть русских земель под властью поляков и литовцев) в результате унии не ограничивались теми, кто присоединился к движению, а еще и стимулировали тех, кто был его противником. Вскоре появилась обширная полемическая литература, в которой обсуждались связанные с унией все противоречивые проблемы (богословская, историческая и юридическая), как выражение того духовного возрождения, и даже критика решений, принятых в Бресте, была вкладом в установление более тесных интеллектуальных отношений между далекими русскими землями и западным миром, будь он католическим или протестантским.

Поэтому не будет преувеличением считать Брестскую унию последним великим достижением не только духа федерализма, который политический союз Ягеллонов развил в Центрально-Восточной Европе, но и гуманистической культуры Возрождения, которая посредством этой унии достигла этих пограничных регионов европейского сообщества. Но все зависело от того, будут ли религиозные разногласия продолжаться лишь как вопрос культуры в атмосфере социального и политического мира внутри и снаружи, особенно необходимого в таких регионах. Однако в них возникли серьезные проблемы в сам год заключения Брестской унии из-за революционного движения местного происхождения, которое повлияло на всю жизнь на Украине.

Слово «Украина» изначально было общим названием всех приграничных регионов Древней Руси или Рутении [44]. Постепенно оно стало именем собственным, обозначающим регион, где никогда не было четко установленной границы и условия жизни оставались неопределенными. Это касалось юго-восточной части территорий, которые когда-то были Киевской Русью, широких степей, отделявших последние постоянные поселения и центры власти от берегов Черного моря и открытых для непрекращающихся набегов азиатских племен.

Немногочисленное население этой специфической приграничной территории составляли в основном русины. Но лишь гораздо позднее, не раньше начала XIX в., понятие «русины» или «малороссы», которое всегда смешивали с «великороссами» или русскими, постепенно вытеснилось словом «украинцы», а весь этот регион получил название Украина. Одной из причин такого изменения в терминологии был тот исторический факт, что именно на Украине – в этом юго-восточном приграничном регионе не позже чем в XVI в. зародилось движение, которое постепенно стало отождествляться с ростом современного украинского национализма. Оно было представлено украинскими казаками.