Александр Пумпянский - Диктаторы и террористы [Хроники мирового зла] [litres]

В муниципалитете Франкфурта он стал довольно большой шишкой, возглавлял городское казначейство и, между прочим, контролировал «бюджет больший, чем бюджет Гватемалы» (слова эти были сказаны с горечью за бедную страну, которой не по карману то, что может позволить себе один немецкий город). А потом, посчитав, что «достиг потолка», перешел в ООН. В каком смысле «достиг потолка»? Разве путь в мэры или в федеральную политику был ему заказан? Вовсе нет. Это имеет отношение к его представлениям о том, что такое демократия.

Демократия означает, что люди, которые тебя выбирают, должны тебя хорошо знать, и ты их тоже должен знать, терпеливо разъясняет Кенигс. У полезности человека на выборном посту есть свои пределы. Городской казначей – это как раз тот уровень, когда обратная связь еще существует, и она работает. Выше человек уже выходит из плотных слоев атмосферы. Земли он уже не видит, люди превращаются для него в статистику, в абстрактные числа. Он даже не знает, как исполняются его решения на практике.

И тогда Том Кенигс отправился в Косово делать под голубым флагом ООН дело, созвучное идеалам его юности. Там мы и встретились в первый раз. Сейчас в Гватемале мы общались ближе и беседовали обстоятельней.

– Том, как неофит, я хочу понять все сразу. Если бы я попросил вас назвать одну черту гватемальской жизни, одну проблему, которая вас волнует больше всего, что бы вы отметили?

– Опасность насилия. Вот простая история. 12-летняя девочка была, по всей видимости, изнасилована, убита и брошена в реку. Ее искали два дня, пока кто-то не нашел тело и не привел людей на место преступления. О случившемся было рассказано в местной газете. Городок гудел догадками. Сам собой родился слух, что это сделали двое – тот, кто нашел тело, и его брат. Те тут же ударились в бегство и укрылись в полицейском участке. Затем полиция вывезла их в другой город (кажется, там их посадили в тюрьму). Тем временем разгневанная толпа сожгла дома двух «насильников». Затем они сожгли несколько полицейских машин. И теперь уже полицейские вынуждены были спасаться на близлежащей военно-морской базе. День или два, пока не подоспело полицейское подкрепление, в городке не было никаких сил правопорядка… На этом история не закончилась. Когда лидер местной этнической общины, к которой принадлежали те двое беглецов, потребовал, чтобы в отношении подозреваемых была проведена законная процедура расследования, угроза расправы нависла уже над ним, и он также был вынужден бежать…

– Какие выводы вы делаете из этой истории?

– Это типичная модель поведения. В обществе царит жуткое напряжение. Здесь семейная ссора может закончиться убийством. Вора схватили за руку, собралась толпа – она жаждет его линчевать на месте. Любой конфликт между «финкерос» (помещиками. – А.П. ) и батраками чреват большой кровью. Конечно, это не то, что было прежде, когда друг другу противостояли организованные силы: с одной стороны – военные, с другой – партизаны. Сейчас приходится сталкиваться с неорганизованными, стихийными актами насилия. Но на закон никто не уповает. Нормальное судебное разбирательство массу не устраивает, только скорый суд Линча. С полицией никто не считается.

У той истории, что я вам рассказал, была еще и политическая подкладка. Подстрекал толпу к бесчинствам бывший мэр, проигравший выборы… Невольно думаешь о том, что будет, если в события вмешается третья сила.

– Что за третья сила?

– Люди, желающие возвращения военных.

– Вы хотите сказать, что у гватемальских военных есть план возвращения к власти?

– Нет, такого плана у них нет. Но многим из них кажется, что они могут обеспечить порядок лучше, чем полиция. Я не видел еще ни в одной стране с авторитарным режимом, где у руля стоит генерал, чтобы полицией так пренебрегали. Полицейские ездят на ржавых автомобилях и ходят в истрепанной форме. Мы всячески пытаемся подвигнуть правительство изменить это положение, сосредоточить усилия на восстановлении правопорядка, на организации полиции, прокуратуры и системы правосудия. С этим мы обратились к генералу, возглавляющему парламент…

– Риосу Монтту?

– Да. И он откликнулся на наш совет. Он увеличил бюджет полиции. В какой-то степени он улучшил и финансирование ведомства генерального прокурора, что тоже необходимо. Он даже предложил увеличить ассигнования на офис омбудсмена. Вроде бы мы можем только радоваться. С другой стороны, полиция будет и дальше находиться в небрежении, потому что, понимаете, не нравится ему полиция. Он любит военных. Я никогда не видел, чтобы у военных была грязная форма. Мне не доводилось видеть у военных ржавой машины, и я ни разу не видел, чтобы казармы находились в плохом состоянии.

– Давайте вернемся к главному вопросу. Любовь генерала к военным и его неприязнь к полиции – это не просто фактор определенной политической культуры. Гражданская война, которая длилась несколько десятилетий, явно имеет к этому какое-то отношение. Вернемся к азам. Почему разразилась эта война?

– Во всей Латинской Америке партизанское движение ставило своей целью изменить сложившийся расклад, согласно которому два процента населения владеют 85 процентами земли, при том, что большая часть – крестьяне – живет от земли, но ею не владеет. Это чрезвычайно несправедливое положение вещей. В Гватемале на одном полюсе очень, очень богатые люди, а на другом – огромное число крайне бедных людей. Дискриминация лютая. Более половины населения, около 60 процентов, практически не имеет доступа к образованию, здравоохранению и не имеет своего представительства в органах власти.

– До сих пор?

– Да, до сих пор. Удел «индихенос» – нищета. Вся провинция нищая. Вся провинция безграмотна. Среди новорожденных высокая смертность. Эта ситуация, вкупе с авторитарным правлением экономической, военной и политической элиты, породила и жуткие политические репрессии, и партизанское движение, защищающее бедных и нападающее на истеблишмент. Партизаны не одержали победы в войне…

– Но у них были основания взяться за оружие…

– Да, у них были для этого все основания. На самом деле все эти основания сохранились. Единственное, что изменилось, это обретенное понимание того, что нельзя одержать победу в партизанской войне. Можно только причинить ущерб другим и себе. Ни о каком экономическом развитии не могло идти и речи. Именно это понимание, в том числе среди военной элиты, в конце концов, привело к прекращению войны и подписанию мирных соглашений.

– На протяжении десятилетий военные твердили, что могут победить в войне. Почему они не смогли одержать победу? Допустили какие-то ошибки?

– Гористая местность, демография и жизненный уклад здесь таковы, что военные не могли победить. Всегда найдутся «карманы», которые невозможно контролировать. Однако еще важней другой фактор. В ситуации, когда все бразды правления, все привилегии находятся в руках нескольких очень зажиточных семей, не было ни малейшей возможности модернизировать экономику. Даже военные понимали, что это необходимо. Требовалось расширить проект, а это невозможно при диктаторском режиме. Такое же положение наблюдается во всей Латинской Америке. Вот почему в Латинской Америке больше нет военных диктаторов. Невозможно совместить диктатуру с экономическим развитием.