Александр Пумпянский - Диктаторы и террористы [Хроники мирового зла] [litres]

Но словно бы наследия Конкисты было мало, во второй половине ХХ века маленькая центральноамериканская страна попала в еще один исторический переплет. Он назывался «холодная война».

Гватемала находилась далеко от советского полюса, но слишком близко от США. «Гватемала стала жертвой маккартизма на международной арене. Наша весна не выдержала страшного мороза холодной войны», – говорит Рикардо Стайн. Он математик, философ, в настоящее время возглавляет отделение Фонда Сороса. «Весна» в его устах не поэтический образ. Он имеет в виду ранние 50-е годы – короткий период времени, когда при президенте Арбенсе в Гватемале была предпринята единственная за всю историю этой страны попытка земельной и прочих реформ. В результате переворота, организованного ЦРУ, президент Арбенс был свергнут. (Это была точно такая же операция с высадкой наемников, как и та, что семь лет спустя ЦРУ попытается провести в заливе Свиней. Один к одному – если не считать результатов. В отличие от Кубы 1961 в Гватемале 1954 года она увенчалась полным успехом.) «Мы жили в Pax Americana и должны были показать пример континенту, как следует давать отпор коммунистической опасности», – говорит Рикардо Стайн.

«Антикоммунизм и Доктрина национальной безопасности были частью антисоветской стратегии Соединенных Штатов в Латинской Америке, – я снова цитирую доклад „Гватемала. Память тишины“. – В Гватемале они проявились сначала в антиреформистской политике, затем в политике антидемократической, достигнув кульминации в преступной практике антиповстанческих действий. Под оправданием Доктрины национальной безопасности и во имя антикоммунизма совершались грубейшие преступления, такие, как похищения и убийства политических активистов, студентов, профсоюзных деятелей и тех, кто выступал за права человека, – их всех называли „подрывными элементами“… И точно так же оправдывалось систематическое применение пыток».

Мало того, что война развязывала низкие инстинкты. Зверства и жестокость были поставлены на доктринальный, институциональный уровень. Культ жестокости пестовался, культуре зверств специально обучали.

«Весь командный состав гватемальских вооруженных сил повышал квалификацию на американской базе в Форт-Гулике в зоне Панамского канала, – говорит Хосе Даниель Джуппони, эксперт ООН. – В программу обучения входил обязательный курс пыток. Завершала ее шестимесячная практика насилия уже на родной земле. В самой Гватемале под эгидой специальных контрповстанческих сил была организована Escuela Kaibiles для обучения „патрулерос“ и разного рода „добровольных помощников армии“. Эта спецшкола получила известность одним из своих ритуалов. Чтобы продемонстрировать мужество, ее абитуриенты должны были убить животное и выпить еще дымящуюся кровь. Раскрасив лица в зверские цвета, они распевали слова гимна школы „Мы стали машинами для убийств“».

Хорошо обученная и вооруженная, жестокая и готовая на все армия не справилась с герильей за тридцать шесть лет. Почему?

«Как можно сегодня не понимать, что армия не может победить в партизанской войне? Вьетнам, Афганистан, ЭТА в Стране Басков, ИРА в Ольстере… Столько разных примеров, а результат один, – говорит Марио Антонио Сандоваль. – Военные действия выливаются в карательные операции. Дается команда поймать партизан, однако поймать их не удается. Тогда ставится задача изолировать повстанцев и уничтожить их базу. На практике это означает, что надо уничтожить сначала всех, кто их поддерживает, затем всех, кто им сочувствует. Начинается стрельба по площадям, зачистка территорий. На месте уничтоженных селений строятся „образцовые деревни“, в которых остаются лишь вдовы и сироты… В общем, результат достигается прямо противоположный задуманному. На сторону герильи переходит все больше людей».

«Чисто военную сторону армия выиграла, – продолжает Марио Антонио. – Но при этом проиграла политическую. Результатом гражданской войны стало перерождение армии, власти и общества».

«Армия получила несвойственные ей функции. Она заменила собой полицию, прокуратуру, суд. Армия стала над правительством», – говорит Хосе Даниель Джуппони. С практической точки зрения это, однако, оказывалось крайне неэффективно, и тогда внутри армии создавались засекреченные спецподразделения с единственным заданием убирать неугодных. С армейскими коммандос смыкались «эскадроны смерти». Это были уже откровенные отморозки, готовые расправляться с «врагами государства» по собственной инициативе и без всякой оглядки. Патриотизм давал право на безнаказанность.

«Око за око», «Белая рука», «Ягуар справедливости», «Секретная антикоммунистическая армия»… По законам времени и жанра «эскадроны смерти» брали себе громкие имена, бравируя своим патриотизмом и антикоммунизмом, что, впрочем, считалось синонимами. «„Эскадроны смерти“ появились в интересах государства, – говорит Марио Антонио Сандоваль. – Со временем они превратились в коммерческую услугу».

«В стране фактически было создано антигражданское общество, в котором права человека были дикостью, – говорит Рамон Кадена. – Для наших военных само это понятие было равносильно „коммунистической опасности“. Там, где повестку дня определяет госбезопасность, пространства для личного не остается, – развивает он свою мысль. – Самые насущные и самые очевидные общественные проблемы: нищета, здравоохранение, образование – оказались под жестким запретом. Тот, кто их поднимал, сразу попадал под обвинение в „подрывной деятельности“. Профессоров, которые решались преподавать такие дисциплины, как гражданское или аграрное право, убивали».

«Газету „Пренса либре“ в 1951 году основали пять журналистов, среди которых был и мой отец, – рассказывает Марио Антонио Сандоваль. – Одного убили. Другого похитили и шесть месяцев держали заложником. Потом похитили третьего, потребовав за освобождение миллион долларов. Пришлось заплатить, не понятно, как выжила газета. Сколько раз взрывали редакционные помещения – не перечесть».

Идея порядка, во имя которого армия посягнула на власть, выродилась в бандитский беспредел, тем более кошмарный и безнадежный, что его носителем стало само государство. Хаос и произвол окончательно вышли из-под контроля.

Хосе Рубен Самора, издатель газеты «Периодико», отмечает еще одно рекордное достижение гражданской войны: коррупция достигла невиданного размаха, и ее чемпионом стала сама армия, ее высшее командование. Вот как, по его словам, работала эта система. С благой целью контроля за ввозом в страну оружия военные открыли в министерстве финансов свой офис. Он превратился в диспетчерскую контрабанды всего, чего угодно, – от холодильников до кокаина. Вскоре все импортно-экспортные потоки были обложены данью. За разрешительный штамп полагалось десять процентов – нечто вроде церковной десятины. Коммерческие операции военных, по словам Саморы, носили столь нестесненный характер, что включали в себя и контакты с герильей. Купить оружие в Никарагуа, чтобы продать его сапатистам в Мексику… Для высшей армейской коммерции не было ничего невозможного.