Александр Пумпянский - Диктаторы и террористы [Хроники мирового зла] [litres]

«Ну, хорошо, давайте оставим в стороне „отдельные эксцессы“. Но вся война в целом, которую вы начали и так стоически вели тридцать шесть лет. Сейчас, когда она, к счастью, позади, вы ни о чем не жалеете? В конце концов, вы же не можете сказать, что добились всего, чего хотели».

«В то время это был единственный путь. Ситуация была безнадежной, и она только ухудшалась. У нас не было другого выхода. Конечно, мы достигли не всего, чего хотели. И цена заплачена огромная… Феномен войны заключается в том, что она не зависит от человеческой воли. Мы не могли представить цену, которую придется заплатить. Во всей Латинской Америке не было ничего похожего. Но когда, наконец, появилась возможность политического решения, мы постарались избежать страданий народа».

Озеро Исабаль запомнилось своей идеальной окружностью и еще маленькой, почти игрушечной, каменной крепостью, которая три века тому назад исполняла роль нешуточную: защищала испанские владения от рейдов пиратов с Атлантики. Из озера вытекает река Дулсе – «Сладкая река», проложившая свое русло среди сельвы, полной диковинных птиц. По мере приближения к Карибскому морю их становится столько, что кажется, ты проплываешь по некоему орнитологическому заказнику, экспонаты которого соревнуются друг с другом экзотическими очертаниями и диковинными цветами. И вот наконец пункт назначения – порт Ливингстон.

Не успела наша лодка пришвартоваться, как сразу три женщины разного возраста, до того явно скучавшие на причале, вдруг как бы сделали стойку и медленной гибкой походкой хищника, наметившего свою цель, с разных сторон начали приближаться к точке нашей высадки. Через мгновение с долей даже некоего разочарования я понимаю, что меньше всего охотниц интересует моя персона. Им действительно нужна была голова, но не моя, а моей спутницы. «Хотите, мы вам заплетем косички?» – «Нет? Но почему, дорогая? Они вам так пойдут…»

Такое впечатление, что заплетание косичек – на самом деле создание сложных африканских причесок с десятками косичек самых разных видов и форм: гладко прилизанных, торчащих, как метелки, свисающих тугими пучками веревок – главное занятие порта Ливингстон, во всяком случае женской половины его населения. По центральной, фактически единственной улице городка, где сосредоточены все забегаловки, где под звуки сладкой карибской музыки, доносящейся отовсюду, фланирует праздная публика и сломя голову носится детвора, где происходит не слишком прихотливая, но уж какая есть, вся тутошняя светская жизнь, бродят поодиночке и парами мастерицы уличного куафера, жадно вперившись взглядом в каждую незнакомую шевелюру. «Хотите, мы вам заплетем косички? Поглядите, вот у меня альбом с картинками-образцами. Тут сорок вариантов. Вам очень пойдет, и это очень практично…» А на дверях главной местной гостиницы надпись, напомнившая мне суровые нравы отечественного общепита эпохи зрелого социализма: «Приносить и распивать… строго воспрещается». Только здесь гонениям подвергся не зеленый змий. Здесь строго воспрещается «заплетать косички на территории отеля».

Обитатели Ливингстона – нетипичные жители страны. Они потомки чернокожих рабов, вывезенных некогда в Новый Свет из Африки.

Основные две группы населения Гватемалы – это белые, даже если они не очень белые, и краснокожие, даже если им не нравится этот акцент. Деление не только, а в каком-то смысле слова и не столько физическое. Это вопрос еще и исторического самоопределения, перст судьбы. Местный язык это самоотверженно отражает.

В Гватемале «метис» означает «полукровка», «креол» – «чистокровный потомок испанцев, родившийся в Америке». Даже если одного взгляда на лицо какого-нибудь «креола» достаточно, чтобы понять, что без индейской крови тут не обошлось. Чтобы окончательно уйти от ненужных ассоциаций, для этого понятия придумано другое, специальное слово – «ладинос». Так идентифицирует себя лучшая меньшая половина гватемальского населения. И никаких раскопок в туманной области кровяных шариков!

В свою очередь людям с красновато-медным отливом кожи не нравится, что их долго называли индейцами. (Подобно тому, как чернокожие в США отвергли слово «негр» как оскорбительное, унижающее их расовое достоинство.) Для политкорректного обозначения второй половины населения Гватемалы, которой на самом деле процентов семьдесят (но кому же нужен точный счет – во всяком случае, не «ладинос»!), применяется термин «индихенос», что по-испански означает «коренное население». Водораздел проложила история. Потомки конкистадоров, приплывших когда-то из Европы, делят страну с потомками коренного населения Америки. Делят на своих условиях. Вся власть и собственность в руках «ладинос». За «индихенос» в лучшем случае признается «право на самобытность» – что бы это ни означало на самом деле. И то только в последнее время.

Гватемала – маленькая страна, придавленная двумя великими мифами. Миф о древней цивилизации майя, которая к моменту, когда пришли испанцы, существовала три тысячи лет, необыкновенно красив. За сто лет до Рождества Христова у майя были города, с которыми не могло сравниться ни одно поселение в Европе… Тон в общественной жизни майя задавала изощренная элита, состоявшая из жрецов-астрономов… От этой утопической гипотезы, впрочем, пришлось отказаться. У майя действительно была своя система счета, оригинальный календарь и развитая астрономия. Ключевой категорией мышления древних майя было время, из него извлекались все истины прагматического и еще больше мистического характера… Вся эта эзотерика, однако, тушуется перед тем фактом, что к тому моменту, в начале XVI века, когда первые испанцы высадились на их берегу, майя не выдумали пороха. Пришельцы, изрыгающие смерть на расстоянии, и к тому же – невиданное зрелище – верхом на лошадях, казались аборигенам чем-то вроде кентавров-терминаторов.

Нам, сегодняшним, испанские завоеватели явились в ореоле другого мифа – о Конкисте как о золотом веке, продолжении эпохи великих географических открытий и крестовом походе европейской цивилизации. На деле это были колонизаторы самого примитивного типа, их интересовали лишь слитки и сливки – золото и серебро – и ничего больше. То, что с собой из Старого Света они привезли эпидемии чумы, тифа, лихорадки, от которых вымерла половина местного населения, положим, было побочным продуктом колонизации – против неведомых импортных бацилл у коренных жителей Америки сопротивления не было. Главное, что феодальная абсолютистская Испания принесла с собой чудовищную социально-экономическую модель.

Это называлось системой repartimientos. В Центральной Америке в отличие от Мексики благородных металлов обнаружено не было. И потому «полезным ископаемым», которое было взято в беспощадную разработку, стало само местное население. Если индейцев не убивали, то их превращали в рабов, в крепостных, в трудовые армии, которыми новые хозяева земли – ордена католической церкви в первую очередь – могли распоряжаться по своему усмотрению и без каких-либо обязательств или ограничений. Самое поразительное и ужасное, что эта система действовала практически в неизменном виде с XVI века по ХХ, до наших дней. Менялись сельскохозяйственные культуры, которые выращивались на земле Гватемалы. Индиго был в цене у испанцев. На североамериканский, а потом и европейский рынок пошли бананы, кофе, хлопок, овощи. Система принудительного труда лишь модифицировалась. Власть латифундистов над беззащитными и безземельными пеонами была беспредельной. Шестьдесят лет тому назад был даже принят специальный закон, разрешающий владельцам «финок», как здесь называют огромные поместья-плантации, стрелять в недовольных крестьян. Самая несправедливая и при этом отсталая система, когда вся земля, богатство и власть оказались в руках нескольких семейств, была законсервирована на века. Гватемала попала в плен остановившегося времени.