Владимир Плугин - Разведка была всегда...

Речь идёт о дипломатической деятельности Михаила Илларионовича — чрезвычайного и полномочного посла в Константинополе. Между тем служение его России и на этом поприще принесло ей немалую пользу.

В 1791 году закончилась вторая за время правления Екатерины II русско-турецкая война; полководцы и солдаты обеих сторон получили долгожданный отдых, но умудрённые опытом политики хорошо понимали, что заключённый Ясский мирный договор не мог окончательно разрешить множество противоречий между Российской империей и Высокой Портой, тем более что ведущие европейские державы — Англия, Австрия, Франция — не оставляли попыток использовать эти противоречия в своих целях.

Смолкли пушки — и заговорили дипломаты. И хотя голоса их звучали не столь грозно и отчётливо, манёвры и схватки на дипломатическом поприще зачастую разворачивались под стать армейским баталиям, и победы, когда они достигались, были не менее значимы.

Вот в такой ситуации волею императрицы российской Екатерины II 6 ноября (по ст. ст.) 1792 года М. И. Голенищев-Кутузов и был назначен чрезвычайным и полномочным послом в Константинополь. Почти в то же время (в марте 1793 г.) посольство Турции в России возглавил доверенный султана Селима III, его стремянный — «кетхуда августейшего стремени» — 35-летний Мустафа Расых-эфенди. Оба правителя выбрали, на их взгляд, лучших, но если султан выбирал своего посла по принципу личной преданности и бесстрашия, то императрица российская отдала предпочтение уму, опыту и, разумеется, преданности интересам России.

Сорокасемилетний Михаил Илларионович Кутузов в ту пору был уже известен как герой взятия Измаила (1790 г.; орден Св. Георгия 3-й степени) и «громкого дела при Мачине» (1791 г.; орден Св. Георгия 2-й степени). С 1768 года он почти непрерывно находился на Дунайском театре военных действий и отличился в сражениях при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле (орден Св. Георгия 4-й степени).

С 1777 года М.И. Кутузов служил в непосредственном подчинении у А. В. Суворова, командовавшего в то время русскими войсками в Крыму. Именно в этот период, при А. В. Суворове, стало явственнее второе после полководческого таланта блестящее дарование М. И. Кутузова — искусная дипломатическая деятельность, основанная на умелом использовании данных агентурной разведки. В эти же годы он начал упорно изучать турецкий язык (есть косвенные данные, что подвигнул его на сей труд сам Суворов), «дабы в переговорах с крымцами и турками по охране побережья Крыма все наивозможнейшие пользы извлечь».

Разговорный язык, обычаи и навыки расшифровки замысловатой арабской графики для чтения османских документов без толмача или драгомана М. И. Кутузов приобрёл непосредственно у башкятиба, сиречь старшего письмоводителя двора последнего крымского хана. Тот оказался и человеком симпатичным, и знал много; «грамоту турецкую постигаю, — признавал сам Михайло Ларионович, — на живых бумагах, только вчера полученных из османской столицы...».

А у башкятиба замечались то ковшик серебра с золотом, то табакерка дивной работы... Получены они были им за усердие в обучении кривого на один глаз, полноватого в талии, но живого и отменно внимательного к местным жителям и их заботам русского подполковника. И в том, что в конце XVIII века строптивый Крым постепенно, мирно и практически бескровно вжился в русскую сферу влияния, есть немалая заслуга Михаила Илларионовича.

Получив в 1784 году звание генерал-майора и назначенный командиром Бугского егерского корпуса, Кутузов находил время для практики в турецком языке и постоянно заботился о приближении к своему штабу «людей неприметных, но смышлёных и к дознанию благополезных вещей способных». Двое таких людей сопровождали М. И. Кутузова в ходе посольств в Константинополь. Совершенно затерявшись среди свиты в 650 человек, они всегда появлялись в необходимый момент, принося «благополезные» сведения.

Известна любовно-шутливая оценка А. В. Суворовым военно-дипломатических успехов М. И. Кутузова в многолетних общениях с крымскими татарами: «Ой, умён, ой, хитёр, его никто не обманет».

Дипломатический талант Кутузова заметил и всемогущий Г. А. Потёмкин, чьи заслуги на поприще военном и государственном широко известны. Именно распоряжением Потёмкина Кутузову было приказано организовать наблюдение за тылами турок у Дунае, «применяя способы и средства негласные, но благополезные для службы...».

Кутузов отлично наладил агентурную и оперативную разведывательные службы, «летучую» почту, что внесло немалый вклад в успех, например, при штурме и взятии русскими Измаила.

Есть основания предполагать, что назначение Михаилы Ларионовича послом в Высокую Порту связано с блестящей характеристикой, которую дал ему Потёмкин в одном из сообщений Екатерине II незадолго до своей безвременной кончины, в декабре 1791 года.

Вот такого чрезвычайного и полномочного представителя своих интересов и послала Россия в страну, войны с которой продолжались с малыми перерывами со времён Ивана Грозного. Главной задачей М. И. Кутузова было определено: «Сохранить мир и доброе согласие с Портою, нужные для отдохновения... в трудах и беспокойствах, империей нашей понесённых».

Кутузов в своих посольских делах действовал неторопливо и, казалось, даже медлительно. После размена посольств в первых числах июня 1793 года в районе города Дубоссары на реке Днестр он растянул недальнюю, всего двухнедельную, дорогу от Днестра до Константинополя более чем на три месяца и прибыл в османскую столицу только 26 сентября (7 октября) 1793 года. Добрался до особняка посольства. Долго стонал, охал, жаловался на плохую дорогу, пыль... Не принял представителя августейшего двора — «немощен, едва дышит». А сам передохнул и... непоздним вечером принял «неустановленное лицо из турок, с которым имел долгий разговор на ихнем басурманском языке, всех прежде удалив...».

Мы не знаем всех подробностей этой беседы, но, по дошедшим до нас свидетельствам западных посольств, во все глаза доглядывавших за российским посольством, русского посла интересовало всё, включая, казалось бы, совершенно несущественные детали. В частности, «лицо» сообщало: «Великий везир Ахмет-паша немного знает по-французски, чем очень гордится; терпеть не может шербету и не сидит на мягком...» Чепуха? Только состоявшаяся на другой день встреча с великим везиром «поражала всех сердечностью и взаимным политесом». Великий везир с Кутузовым провели почти всю беседу на турецком, лишь изредка переходя на французский. Присутствующие на приёме европейские дипломаты только ахнули — конфиденты!

Когда же везиры и сам султан Селим III слегка посетовали, что так долго двигалось посольство, М. И. Кутузов, будучи отличного здоровья (как бы иначе перенести ему две сквозные раны в голову), застонал, заохал, назвал хворобы, которыми маялся и более молодой султан, — прострел в спине да ещё жжение в правом боку.