Ирина Измайлова - Возвращение троянцев

Астианакс заплакал. Слёзы потекли по его щекам, закапали с подбородка, и он укусил себя за палец, чтобы не разреветься в голос. Снова карабкаться наверх было невыносимо трудно, он даже подумал, что уже не сможет это сделать, и только отчаянная злость помогла ему найти силы.

В кустах раздался вопль ярости, вырвавшийся разом у всех четверых. Послышались проклятия, и разбойники выскочили из засады. Громче всех вопил тот, чьё лицо было наискось перевязано обрывком ткани.

— Скотина, ах ты, скотина хитрая! Паршивец! — ревел разбойник. — А ну слезай, или мы тебя придушим!

— Слезай! — орали и остальные.

— Хвост собачий вам в глотки! — ответил мальчик, припомнив слышанное от какого-то воина ругательство. — Живого вы меня не возьмёте, поняли?

— С меня довольно! — крикнул раненый разбойник. — Этот паршивец и в самом деле нас тут уморит. Предлагаю подстрелить его. Ничего этот Гелен нам не сделает.

— А на что нам в самом деле Гелен? — отозвался другой, — Может, пока мы торчим тут и вчетвером караулим одного маленького ублюдка, уже вернулся Неоптолем и разобрался с этим Геленом. А может, Гелен его прикончил, выдумав какую-то очередную хитрость, и всё уже само собою решилось. Может, Гелен сбежал. Да всё может быть — мы тут сутки отдыхаем! На обед был фазан, на ужин — один кролик на всех, что нам — подыхать?! Вы как хотите, а я стреляю!

Он сорвал с плеча лук, раненый последовал его примеру. Двое других колебались, но не стали удерживать своих товарищей.

Астианакс успел отпрянуть от пущенной в него стрелы и скрыться за стволом кедра. Стрела задрожала, воткнувшись в толстую ветку. Вторая свистнула рядом с его щекой — стрелявший обошёл дерево и прицелился точнее. Правда, стрелять снизу вверх было неудобно, но и стрелки оказались неплохими. Теперь всё кончено — они убьют его!

— В последний раз, гадёныш: ты слезаешь?! — заорал один из тех, кто ещё не решился пустить в ход лук. — Слезай, или мы отправим тебя к твоему папаше! То-то обрадуется!

— Мой отец жив! — крикнул в ответ мальчик и почувствовал, что к нему вдруг возвратилось мужество. — Мой отец жив, а вы все подохнете!

На этот раз выстрелили трое, и только чудом ни одна стрела не попала в Астианакса. Снова зазвенела тетива, как вдруг, вскрикнув, упал один из разбойников. Тот, что натянул лук последним и тщательно целился в тёмную фигурку, видневшуюся меж ветвей кедра. Остальные, ничего не понимая, обернулись. Человек, который выстрелил из зарослей, так точно уложив их товарища, и не думал прятаться. Лук в его руках вновь был натянут, и он вышел на освещённое солнцем пространство.

— Во имя Зевса, защитника слабых, приказываю вам остановиться! — крикнул он. — Или вы обезумели, что решили убить ребёнка?! Я не дам вам этого сделать!

— Да кто ты и откуда взялся? — растерянно воскликнул кто-то из троих оставшихся.

— Этот тот приезжий, Одиссей, что ли? — отозвался другой. — Я его узнал. Эй, какого сатира рогатого ты подстрелил одного из наших? Ты мало убил троянцев?

— Троянских рабов в рудниках Приама я не убивал! — усмехнулся Паламед, ибо это действительно был он. — А в сражениях из вас никто не участвовал, я-то знаю. Гелен приказал вам взять мальчика живым, не так ли? А вы решили его убить.

— Его не стащить с дерева! — огрызнулся раненый разбойник. — И нам плевать на твоего Гелена. Меня этот щенок едва не зарезал, когда я его пытался достать, и нам больше неохота пробовать! Так что придётся его прикончить.

— И тебя заодно! — воскликнул другой. — Ты донесёшь Гелену. А так, может, мы знать не знаем, где мальчишка. Убежал от нас, и всё. Мы за ним гонялись-гонялись, не поймали. Заночевали в лесу, днём вернулись. Правдоподобно? Вполне! Не поверит? Пошёл к медузам! Так что стреляй, если хочешь. Нас трое, ты один. Два выстрела за нами. А не то поклянись, что подтвердишь наши слова. Лишних трупов нам тоже не надо, а нашего товарища мы тебе, так и быть, простим.

Третий разбойник мрачно покачал головой.

— Я бы ему не доверялся. Обманет.

— И правильно.

Паламед произнёс это, широко улыбнувшись, и в то же мгновение выстрелил. Раненый разбойник, успевший уже натянуть свою тетиву, вскрикнул и упал — стрела вошла ему в сердце. Его товарищ, у которого лук тоже был натянут, пустил стрелу в Паламеда и... промахнулся: она лишь чиркнула по плечу ахейца. Тот выхватил меч и кинулся на двоих разбойников так стремительно, что они поняли: им не успеть наложить стрелы и прицелиться. Волей-неволей пришлось, в свою очередь, обнажать мечи.

Драка была недолгой. Разбойники отлично владели оружием, но и ахеец, долгие годы проведший в сражениях, служивший к тому же в отряде шерданов, где даже при отсутствии битв были обязательны ежедневные боевые упражнения, орудовал мечом ничуть не хуже, кроме того, он был старше и хладнокровнее. Понимая, что драться одному против двоих в любом случае смертельно опасно, он отступил к могучему стволу кедра, прикрыв таким образом спину, и спокойно отбивал атаки разбойников, зорко следа за их движениями. Когда один из них, сделав неверный выпад, неосторожно повернулся к нему боком, Паламед мигом этим воспользовался и резко ударил, вонзив меч наискосок, между медных пластин нагрудника. Разбойник упал, не охнув. Однако его товарищ оказался достаточно отважным и стремительным. В те краткие мгновения, когда ахеец вытаскивал меч из оседающего на землю тела, его противник тоже нанёс удар. Паламед успел отшатнуться, и меч не раскроил ему голову, а лишь оставил глубокую рану на лбу, но ахеец был оглушён и, зашатавшись, стал оседать на землю с залитым кровью лицом. Загоготав, разбойник вновь замахнулся.

— Эй, лягушачий сын! Обернись, если не хочешь, чтобы я заколол тебя сзади!

Во время драки Астианакс, воспользовавшись тем, что всё происходило по другую сторону дерева, на котором он спасался, быстро одолел последние двенадцать-тринадцать локтей спуска и, подбежав к телу одного из убитых разбойников, завладел его мелом. Мальчик так и не понял, отчего заговорщик, сообщник ненавистного Гелена, вдруг стал его спасать, но увидав, как тот бесстрашно дерётся один против двоих, почувствовал, что должен вмешаться.

Услыхав его окрик, разбойник отпрянул и обернулся. Он рассмеялся бы, увидев мальчика с мечом в руке, однако ему тотчас вспомнилась окровавленная рука Гелена.

— Ах ты, змеёныш! — завопил он.

Их мечи скрестились, брызнули искры. Астианакс стал в позу, так, как учил его Пандион, и чётко отразил два первых удара. Но он был слишком слаб после проведённой на дереве ночи и вряд ли мог продержаться долго, тем более что его противником оказался самый могучий и наверняка самый опытный из преследователей. Мальчик медленно отступал, продолжая следить за каждым движением врага и чувствуя, как нога начинают дрожать, а в висках снова стучит и бьётся кровь. Паламед лежал меж корней кедра без движения, едва ли он мог прийти на помощь, значит, надо было драться до конца.