Ирина Измайлова - Возвращение троянцев

— Проклятие! — вырвалось у Ахилла.

Гектор положил ему руку на плечо:

— Не надо. Твой сын не знал и сейчас не знает, что мы с тобой братья. Возможно, ему не сказали и о том, что мы были близкими друзьями.

— Андромаха не могла этого не сказать! — воскликнул Приамид-младший с горечью. — Она не успела узнать, что я — сын Приама и Гекубы, но кто лучше неё знал о нашей дружбе?

Гектор усмехнулся:

— Разве мнение пленницы, рабыни кому-нибудь интересно?

Ахилл твёрдо взглянул в лицо брату:

— А если окажется, что Неоптолем... Что он её...

Он не договорил, умолк, но Гектор заговорил сам:

— Скорее всего, братец, так оно и окажется. Твоей вины в этом нет. А я лишь повторю уже сказанное: что бы ни случилось с Андромахой, она останется моей женой.

И совсем тихо добавил:

— Если, конечно, не полюбила другого.

— Будь покоен, Гектор, этого не случилось!

Братья резко обернулись. Они сидели возле своего шатра, перед костром, и не заметили, как неслышными шагами к ним подошла Пентесилея.

— Простите, я не подслушивала — просто услышала последние слова.

Женщина, наклонившись, подбросила в костёр пару веток, и огонь заплясал синими сполохами в её глазах.

— Ты напрасно думаешь, Гектор, — тихо сказала амазонка, — что женщина, если она слаба, не может постоять за себя. Твоя маленькая жена сильнее многих мужчин.

Гектор вспыхнул, то ли уязвлённый такой откровенностью, то ли смущённый собственным сомнением.

— Я говорил не о насилии! — воскликнул он почти с досадой. — Я подумал, что она сама могла...

— Не могла! — ещё жёстче прервала его Пентесилея. — Измена — это и есть слабость. Мне кажется, Андромаха сильнее.

Гектор в изумлении посмотрел на жену брата.

— Но... она считает меня мёртвым, Пентесилея! Она ВИДЕЛА мою гибель.

Амазонка усмехнулась:

— Она видела её уже во второй раз, Гектор. Поэтому скорее всего снова не поверила. Доброй вам ночи!

Ахилл проспал последние четыре предрассветных часа, расстелив овчину прямо на земле перед шатром. Гектор ушёл в шатёр и тоже лёг, но уснуть не смог. Герой спрашивал себя, из-за чего не спит: из-за страха за жизнь брата, которому предстоял страшный, возможно, смертельный поединок, или из-за того, что он, царь Трои, сын мудрого Приама, задумал и собирался осуществить?

Потом все эти мысли ушли. Великий воин и полководец вновь стал самим собою: единственное, что осталось в его сознании — чёткая и реальная картина предстоящего боя (а он твёрдо знал, что бой произойдёт при любом исходе поединка).

И вот они стоят друг перед другом: два войска, две силы, две воли. Два жребия лежат на весах богини судьбы.

Как только смолк грохот барабанов, от тёмных рядов лестригонов отделилась ещё более тёмная масса (всем показалось, что это не фигура, а именно масса, если не бесформенная, то нечёткая, словно слепившаяся из полусумрака рассвета, неестественная во всё более ярком зареве утра).

Каррик, а это был он, сделал пять или шесть шагов и встал, ожидая.

— Я пошёл, — сказал Ахилл, соскакивая с колесницы и вертикально втыкая в землю своё копьё — по условиям поединка использовать копья было нельзя. — Пускай «пелионский ясень» ждёт меня: возьму его, когда вернусь.

Гектор, стоявший на той же колеснице, молча пожал протянутую руку брата. Всё уже было сказано. На Пентесилею Ахилл бросил лишь один короткий взгляд и заметил, как непривычно низко надвинула она свой шлем — обычно амазонки перед битвой открывали лицо.

— Все боги Египта считают тебя победителем, великий Ахилл! — крикнул со своей колесницы фараон.

Герой не ответил.

Вблизи очертания фигуры Каррика определились. Он был противоестественно велик, почти на голову выше Ахилла, раза в полтора шире в плечах и в талии, с бёдрами, похожими на гранитные глыбы. Это позволяла видеть нижняя часть его доспеха, чуть более короткая, чем у других лестригонов. При этом Ахилл заметил, что от колена ноги лестригонского великана куда тоньше: даже массивные краги не делали их громоздкими.

«Ага! — подумал Ахилл. — А он отличный кулачный боец, раз у него такие прыгучие ноги... Надо помнить об этом».

На огромной, сильно наклонённой вперёд голове Каррика был такой же рогатый шлем, как у царя Антифота. С нагрудника смотрела та же козлиная морда демона. Лицо, полускрытое шлемом и заросшее до самых глаз коричневатой короткой бородой, показалось троянскому герою неподвижным, будто вырезанным из дерева. Только небольшие, глубоко, очень близко посаженные глаза, то ли бледно-зелёные, то ли бледно-жёлтые, ярко блестели, глядя живо и пристально. Каррик шёл, всё время подкидывая и ловя в воздухе свою чудовищную булаву, вертя ею в разные стороны, будто показывал, как ловко владеет оружием. Его щит висел на левом локте, чуть царапая краем землю, так он был велик.

Ахилл шагал, спокойно опустив руку с такой же булавой, так же повесив щит на локоть. Он уже оценил противника и видел, чего тот стоит. Более всего в пользу Каррика говорили его движения — плавные, почти по-кошачьи лёгкие, при всей неимоверной тяжести гигантского тела. Своим телом лестригонский богатырь владел идеально — это было в нём самое опасное.

Противники остановились шагах в тридцати друг от друга, на равном расстоянии от обеих армий, и ещё раз пристально, тщательно осмотрели один другого. В пронзительном взгляде Каррика Ахилл прочёл удовлетворение — он тоже оценил очевидную мощь троянца.

— Так ты и есть Ахилл? — спросил лестригон глухим и низким, почти хрипловатым голосом. Его финикийское произношение было ужасно, вероятно, куда хуже, чем у царя Антифота. — Ты и есть величайший из героев всех обитаемых земель?

— Я себя так не называл, — ответил троянец. — Моё имя — это моё имя, а прозвища меня не волнуют.

Лестригон усмехнулся — будто искры сверкнули в дебрях его бороды, и Ахилл подумал, что, кажется, зубы у него и впрямь остроконечные, как у волка.

— Я Каррик — сын Божьего врага, — сказал чудовищный воин глухо. — Я тот, кого не может убить человек. Тот, кто убьёт тебя, великий герой.

— Хорошо, что ты сам сказал, чей ты сын, — Ахилл улыбнулся в ответ на волчью усмешку лестригона. — Я давно утратил желание убивать, но сейчас чувствую, что хочу тебя убить, Каррик!

— Начинаем? — спросил тот, в очередной раз ловя свою булаву.

— Начали.

Ахилл рванулся вперёд со всей своей стремительностью, проверяя, какова реакция противника, и убедился, что она, вероятно, равна его реакции: Каррик встретил его занесённой булавой. Он успел бы ударить, если бы герой и впрямь собирался налететь на него. Но Ахилл в последний миг отскочил и заставил врага развернуться следом за собою. Противники оказались в двух шагах друг от друга, и первый удар, по силе равный падению горной лавины, скрестил их гигантские булавы. Два железных столба врезались один в другой, грохот огласил равнину. Затем столкнулись громадные щиты, и гром, подобный недавнему рокоту барабанов, заглушил все остальные звуки.