Эрик Метаксас - Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

В это же время Лютер размышлял о том, что пребывание в Церкви Христовой неизбежно требует от верующего вступления в духовную битву. Он хорошо помнил: до IV века, когда император Константин официально объявил Римскую империю христианской, множество мужчин и женщин страдали и умирали за веру – и верил, что эти страдания и битвы продолжаются и теперь, и будут продолжаться до самого Христова пришествия. Сейчас, говорил он, борьба идет в стенах самой Церкви – борьба с теми, кто искажает учение о Боге и глубинный смысл слова Божьего. Прежде враги обитали вне Церкви, но теперь пробрались в Церковь, даже заняли высокие посты. Позднее Лютер называл таких «нечестивыми прелатами» [65] Цит. по: Oberman, Luther , 252. . В борьбе с ними тоже приходится страдать, но это страдание за правое дело. Всякий, кто желает следовать за Христом, не должен страшиться страданий во имя Его – в чем бы они ни состояли. Мысль, что можно стать добрым христианином, просто набив себе голову, как сундук, знаниями, не просто неверна – это дьявольский соблазн. Именно за это Христос клеймил фарисеев: они знали Тору вдоль и поперек, но не жили так, как сами учили. Христианская вера – дело не ума, но сердца и всего человека. Отводить ей лишь чердак учебы и знаний – значит ничего в ней не понимать. Сам Лютер ясно это понимал – и подчеркивал в своих лекциях.

Уже в 1513 году Лютер был убежден, что Церковь Христова испытывает предсказанный в Библии упадок, – процесс, который закончится явлением антихриста и битвой его со святыми Божьими. В этом вопросе на Лютера влиял в основном блаженный Августин, однако чувствовалось и влияние святого Бернарда Клервоского. Бернард, причисленный к лику святых всего через двадцать лет после своей смерти, в 1153 году, учил, что в истории Церкви сменят друг друга «три века». Первый – эпоха мучеников, когда христиан гнали и убивали за веру; второй – эпоха еретиков, когда сами христиане исказят церковное учение; а третья и самая ужасная эпоха начнется в последние дни, когда Церковь настолько падет и развратится, что из нее восстанет антихрист. Лютер считал, что сейчас Церковь входит в эту третью, последнюю стадию. Торговля индульгенциями глубоко его возмущала; не раз он говорил об этом своим студентам. Он был убежден, что такое злоупотребление церковной властью – ясный признак последних времен, о которых говорил Христос. «На мой взгляд, – говорил он, – продажа индульгенций – это одно из тех безумий и извращений, которые Евангелие от Матфея называет в числе признаков последних дней» [66] Цит. по: там же, 71. .

Начиная с 1513 года, в своих библейских лекциях Лютер нередко критиковал принятые способы чтения Библии или деяния Церкви, не согласные с библейским учением; однако он не стремился привести свою критику в систему и вступить с Церковью в бой. Подобно Эразму и другим критикам Церкви, он высказывал свое мнение смиренно, в надежде помочь и другим увидеть то, что видит сам. Быть может, еще одна причина того, что огонь речей Лютера не разгорался до 1517 года, – в том, что до этого года у него, так сказать, не было богословского пороха для стрельбы. Порох этот нашелся в мистическом прозрении, которое сам Лютер позже назвал «опытом клоаки». Лишь тогда свет с небес озарил его и помог увидеть то, что прежде скрывалось во тьме.

В 1512 году в Виттенберг переехал еще один важный герой нашей истории. Это был Георг Буркхардт, более известный как Спалатин – один из кружка гуманистов Эрфуртского университета, оказавших на молодого Лютера большое влияние.

Спалатин отличался таким талантом и личным обаянием, что в 1509 году его рекомендовали Фридриху Мудрому в качестве наставника для его племянника. Брат Фридриха герцог Иоганн (известный также как Иоганн Твердый) много лет спустя, после смерти Фридриха, унаследовал его курфюршество, а за ним, после его смерти в 1532 году, стал править сын его Иоганн Фридрих I (он же Иоганн Великодушный); все три курфюрста сыграли важную роль в жизни Лютера. Что же касается Спалатина, он быстро завоевал и глубокое уважение, и высочайшее доверие Фридриха. В 1512 году Фридрих назначил его своим библиотекарем и поручил ему важнейшую задачу – создание библиотеки нового университета. Со временем Спалатин сделался личным капелланом и секретарем Фридриха, так что в конце концов все дела Фридриха начали проходить через его руки.

Быстро укрепилась и дружба Спалатина с Лютером. Лютер был всего на год или на два его старше, однако, как видно из их обширной переписки, Спалатин вполне доверял ему как своему духовному и богословскому руководителю. Спалатин сделался посредником между Лютером и Фридрихом – а без Фридриха история Лютера была бы совсем иной. Любопытно и даже странно, что Фридрих и Лютер так ни разу и не встретились лично; общались они всегда через посредство Спалатина.

Лукас фон Кранах появился на свет в городке Кронахе, от которого, разумеется, и получил свое имя. Именно Кранах собственноручно сделал скромного монаха по имени Мартин Лютер известным всему свету, по всей Европе распространив его многочисленные портреты. Как и в случае со Штаупицем и многими другими героями, без которых этой истории просто не случилось бы, в Виттенберг Кранах попал благодаря Фридриху Мудрому.

На соперничество со своим дядей Альбертом Храбрым – а позже, после смерти дяди в 1500 году, с кузеном, герцогом Георгом Бородатым, впоследствии ставшим заклятым врагом Лютера, – Фридрих никаких денег не жалел. Он решил украсить Виттенберг так, как подобает столице курфюршества – а эта задача, разумеется, требовала и первоклассной живописи. В апреле 1496 года, будучи в Нюрнберге, Фридрих познакомился там со сказочно талантливым Альбрехтом Дюрером, к тому времени уже открывшим собственную мастерскую: слава этого художника стремительно распространялась по Европе. Тогда-то Дюрер написал портрет Фридриха – и Фридрих был настолько впечатлен, что немедленно предложил гению новую, куда более амбициозную задачу: расписать восемь алтарных панелей, впоследствии получивших название «Полиптих семи скорбей». Через несколько лет, решив учредить при своем дворе должность герцогского художника, Фридрих спросил совета у многих друзей и знакомых, в том числе, разумеется, и у Дюрера. Его заверили, что ближе всего к Дюреру по мастерству стоит Кранах – и выбор курфюрста остановился на нем. Итак, в 1505 году Кранах, тогда тридцатитрехлетний холостяк, переехал в Виттенберг. Здесь он получил не только щедрое жалованье, не только все необходимое для работы, но и коня, и богатые апартаменты в замке курфюрста.

Однако то, чем ему предстояло отрабатывать эти щедрые дары, требует особого описания. Быть официальным придворным художником означало нечто гораздо большее, чем время от времени писать маслом шедевры – хотя Кранах занимался и этим, и иные его картины превозносили даже больше, чем прославленные запрестольные образа Маттиаса Грюневальда. Работа эта требовала обширных и разносторонних дарований – которыми Кранах несомненно обладал. Это легко заметить, если сопоставить его возвышенные запрестольные образы с позднейшими сатирическими гравюрами, созданными в соавторстве с Мартином Лютером – шокирующе вульгарными, изображающими пап и кардиналов в самых грязных местах и в самых непристойных положениях. Помимо своих художественных дарований, отличался Кранах и деловой хваткой – успешно руководил огромной мастерской, где трудились другие художники и мастера-ремесленники.