Эрик Метаксас - Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Порой мир Лютера кажется нам очень похожим на современный. Но в другие моменты мы вспоминаем, что он все же от нас очень далек. Например, напоминает об этом история Папского осла и Теленка-Монаха.

В декабре 1522 года, когда Лютер и Меланхтон в последний раз вычитывали лютеровский перевод Нового Завета, за много миль к востоку от Виттенберга, в деревне Вальтерсдорф, чья-то корова произвела на свет теленка-уродца. Мир в те времена бдительно следил за кометами, рождением уродов и прочими «знамениями»; так что это гротескное существо, как говорят, походившее на монаха, привлекло большое внимание и новости о нем быстро распространились. Придворный астроном в Праге, услыхав о нем, немедленно сделал вывод, что теленок-монах – не что иное, как намек самой природы на Мартина Лютера, и написал об этом стихотворение, кое-где приобретшее популярность. Лютер, что неудивительно, истолковал это чудо природы совсем иначе.

За несколько месяцев до того на песчаный берег в Харлеме, в Нидерландах, выбросило большого кита, и новость об этом также привлекла внимание Лютера. А еще до того Меланхтон наводил справки о чудовище, якобы выброшенном волной на берег Тибра, близ Рима, в 1496 году. У той твари, как рассказывали, было женское тело, ослиная голова, чешуя и две пары разных ног. Поскольку обнаружилась она поблизости от Рима, неудивительно, что появление ее было истолковано как прозрачный намек Бога на сущность папства; уроду быстро присвоили название der Papstesel (Папский осел) – и, быть может, активно его обсуждали, не в последнюю очередь ради удовольствия не раз и не два произнести эти слова, едва ли приятные папе.

Так или иначе, едва закончив перевод, Лютер и Меланхтон сели вместе за памфлет с веселым названием: «Истолкование двух ужасных явлений – Папского осла в Риме и фрайбургского Теленка-Монаха, найденного в Майсене». Памфлет, украшенный гравюрами Кранаха, стал, пожалуй, самым странным и натянутым сочинением Лютера – что само по себе любопытно: обычно Лютер писал иначе. У теленка-монаха, как говорили, шкура напоминала сутану, а на голове виднелось некое подобие тонзуры. Из этого Лютер уверенно заключил, что перед нами символ монахов и монашества в целом. Сам же теленок, разумеется, не что иное, как олицетворение идолопоклонства: ведь каждому дураку известно, что евреи в пустыне поклонялись золотому тельцу. Кроме того, коровы едят траву – это указание на то, что монашество сосредоточено на «земном». Рассказывали, что в шкуре несчастного урода имелись дыры – это, очевидно, указание свыше на богословские пробелы, характерные для разных монашеских орденов. В конце этого странного сочинения Лютер, обращаясь к монахам, страстно призывал их оставить свои ордена и стать «истинными христианами». Но, надо заметить, даже не читая эксцентричного трактата о теленке, бесчисленное множество монахов и монахинь, покидающих своих монастыри, скоро стали для Лютера серьезной проблемой; а бегство дюжины монахинь из Нимбшена неожиданно и навсегда изменило ход его жизни.

8 апреля 1523 года, через несколько месяцев после выхода в свет памфлета о теленке, Лютер написал своему другу Венцесласу Линку: «Вчера я принял девятерых монахинь из Нимбшенского монастыря» [350] Brecht, Shaping and Defining , 100. . До этого письма мы слышали лишь о беглых монахах, каковых было уже множество, – столько, что Лютер не понимал, что с ними делать. Бежать от унылой монастырской жизни – только полдела; чем заниматься дальше, где найти себя в шумном и непредсказуемом мире? Разумеется, многие монахи отправлялись в Виттенберг, надеясь, что Лютер так или иначе разрешит все их проблемы. Однако монахиням покинуть монастырь было куда сложнее, чем монахам, – что и продемонстрировал случай Нимбшена, в котором Лютер, так сказать, сыграл роль гордой повитухи, выпустившей монахинь в новую жизнь. Город Нимбшен находился на землях герцога Георга, и организация побега из тамошнего монастыря была делом по-настоящему опасным. Сейчас мы, может быть, не вполне ясно представляем, какая недюжинная смелость для этого требовалась.

История гласит, что с подачи Лютера некий Леонгард Коппе, бюргер из города Торгау, 4 апреля (в Страстную субботу) приехал на крытой телеге в женский монастырь в Гримме, куда обычно доставлял свой товар. Пять столетий нам рассказывали, что в телеге в это время не было ничего, кроме пустых, но чрезвычайно вонючих бочек из-под селедки. В какой-то момент появились двенадцать монахинь, прыгнули в телегу, спрятались в бочках, где никому не пришло бы в голову их искать, Коппе хлестнул лошадей – и телега с рыбными бочками понеслась вперед, к свободе. Эту красочную историю рассказывают нам уже пять веков, ее можно найти почти в любой биографии Лютера… даже жаль, что все это неправда.

Как мы уже сказали, монастырь в Нимбшене находился в границах герцогской Саксонии, где властвовал и правил раздражительный герцог Георг. Он однозначно запретил монахам и монахиням выходить из монастырей и объявил беглецов вне закона – так что перед нами и в самом деле дерзкий побег. Три из двенадцати беглянок сразу отправились к родственникам, а оставшиеся девять четыре дня спустя приехали к Лютеру в Виттенберг. Поскольку у женщин в 1520-х годах практически не было возможностей самим себя обеспечивать, каждой нужно было найти какие-то средства к существованию, и самым простым выходом было выдать их замуж. Вот тут их история пересеклась с историей самого Лютера – и самым неожиданным и драматическим из возможных способов.

За те семнадцать лет, что Иоганн фон Штаупиц занимал должность генерального викария августинского ордена, множество монахов-августинцев приезжали в Виттенберг, поскольку здесь располагался его университет. Если бы не Штаупиц, как мы помним, не оказался бы здесь и сам Лютер. Время викариата Штаупица (1503–1520) совпало с пребыванием здесь Лютера, и в результате многие августинцы, приезжавшие в Виттенберг, познакомились с Лютером и его богословием. Один монастырь, с которым у Штаупица были особенно тесные связи, находился в Антверпене, в Нидерландах. Тамошние монахи очень рано приняли учение Лютера – и в результате, вернувшись на родину, подверглись жестоким преследованиям. Связано это было с тем, что в то время Нидерланды находились под регентством королевы Маргариты Австрийской, тетки императора Карла. После того как в 1521 году ее племянник выпустил Вормсский эдикт, она – с помощью Джироламо Алеандро – начала яростно искоренять еретическое учение Лютера на своих землях. Так и вышло, что первые трое мучеников Реформации были преданы огню в ее владениях.